– Мамедик, ты так далеко поставил машину! А ракушки такие острые, – припадая то на правую, то на левую ногу, противным фальцетом сказала очень толстая молодая женщина. Она медленно продвигалась к воде.
– Сейчас переставлю, пышечка моя, – проворковал в ответ Мамедик и сквозь зубы тихо добавил: – Смотри только, чтобы море из берегов не вышло.
Его молодая жена Афет, или Фафуля, как называли родители своё единственное чадо, в 23 года напоминала борца сумо. В её купальник, синий в белый горошек, можно было втиснуть небольшой прогулочный катер.
Чего не сделают родители для обожаемой дочурки, особенно если средств хватает! Когда пришло время выдавать Фафулю замуж, женихи проходили строжайший отбор. Ещё бы! Приданое девушки затмевало все её внешние недостатки.
Мамедик не прошёл бы «конкурс», если бы не привлёк внимание самой девицы. Он был красив и строен, и это оказался его единственный капитал. А всё остальное невесту не волновало – это папина забота.
Сейчас, стоя на берегу рядом с сиреневым «Крайслером», Мамедик ловил вожделеющие взгляды мужчин на своём роскошном автомобиле и кокетливые взгляды девушек – на себе. Одна из них, указав подружке глазами на Фафулю, входившую в море, как лайнер со стропил, прыснула в кулачок.
Через некоторое время девушки стали медленно прохаживаться по берегу. Глаз Мамедика за тёмными очками не было видно, но они горели, пожирая этих девиц!
Круги стали сужаться, посыпались вопросы:
– Какая у вас тачка! Это ваша мама? Или хозяйка?
Мамедик молчал, продолжая мысленно снимать с девиц то, чего и так почти не было, – ниточки, верёвочки, крошечные пёстрые лоскутки на бронзовой коже.
– Неужели жена? – с деланым изумлением воскликнула одна из девушек. – Ой-ой, извините, молодой человек. Девочки, спасайтесь, нас заметили. Сейчас его одуванчик размажет нас по пляжу!
Фафуля махала ручищей, зовя Мамедика. «И ведь не утонет, – злобно подумал он, провожая взглядом хохотавших девушек. – Вот так всегда… Нет, уйду от неё. К чертям собачьим её денежки, её гнусавого папашку со всеми его замами! Бардачок набит деньгами, а я пялюсь на баб, как старшеклассник. Дальше что? Так всю жизнь и сидеть в тени этого баобаба и разбираться в её складках? Иной раз, пока разберёшься, забудешь, зачем пришёл. Так и засыпаешь… Ребёночка ей хочется! А каким местом ты его вынашивать будешь, баржа астраханская? У тебя же от горла до пяток один сплошной жевательно-глотательный аппарат!»
Первое сомнение в правильности своего выбора зародилось у Мамедика, когда Фафуля в подвенечном платье с глубочайшим декольте и лоснившейся открытой спиной выплыла к свадебному лимузину. Она напоминала завёрнутый в белые кружева трёхстворчатый шифоньер, на который поставили муляж женской головы. Этот муляж не мог ни говорить, ни дышать из-за корсета, туго стягивавшего то место, где должна находиться талия.
С тех пор сомнение не покидало его никогда, точило душу.
Правда, временами оно слегка рассеивается. Это бывает очень редко – когда ему удаётся вырваться из рук Фафули на какой-нибудь мальчишник. Но в самый разгар посиделок вдруг в сотовом телефоне раздаётся отвратительный фальцет супруги:
– Мамеди-и-к, ты скоро? Уже поздно, любовь моя, иди домой. Я же не усну без твоего поцелуйчика, люлюся!
«Люлюся» – это «любимый». А под «поцелуйчиком» подразумеваются супружеские обязанности, которые ему приходится выполнять с не меньшим отвращением, чем каторжнику – валить лес; кроме того, любая каторга когда-нибудь заканчивается свободой, а эта – пожизненная!
«Что делать, господи? Невыносимо! Это никогда не кончится! Её папашка зароет меня живьём, если уйду. А чем такая жизнь лучше смерти? Раб! Урод! Ничтожество!»
Фафуля продолжала махать рукой-кувалдой, зазывая своего люлюсю. А он, открыв бардачок, выгреб оттуда деньги, натянул брюки, рубашку, рассовал в карманы документы и сигареты и пошёл прочь от машины. Но вдруг услышал:
– Мамедик! А как же я? Разве ты меня не любишь? Ведь я буду сниться тебе…
Вернее, эти слова не прозвучали. Просто сработала сигнализация, и сиреневый «Крайслер» обиженно замигал глазами-фарами вслед убегавшему Мамедику.
И он вернулся. Устоять перед этим призывом любимого автомобиля не было сил; у машины его уже поджидала обалдевшая взмыленная Фафуля.
– Ты куда собрался, люлюся? – ошарашенно вылупив глазёнки, спросила она.
– Да так, за сигаретами хотел сходить.
– У тебя же есть.
– Намокли!
– А зачем оделся?
– Чтобы не сглазили!
– Ты напугал меня, Мамедик…
«А ты напугала весь пляж!» – подумал Мамедик, но, давясь словами и ненавидя себя, сказал:
– Чем же я тебя напугал, пышечка моя? Да куда я от тебя денусь.
Гюльшан ТОФИГ-гызы
Куда я от тебя денусь? (Прочитано 2275 раз)