Проклятая мельница

[Котюня]

15

Проклятая мельница

Автор - admin.

I

Эта история случилась очень давно. В одной деревне жил тогда мужик, жил он небогато, детей имел мал мала меньше, иной раз еле концы с концами сводил. Вот как-то осенью, собрав урожай хлеба и, обмолотив его, повез мужик мешки с зерном на мельницу.
Мельница не близко была, почти что целый день ехать, да все лесом. Ехал мужик, а сам о старом мельнике думал. Многое поговаривали люди о нем: мол, нечисто у мельника, темной силой веет от его старой, укрытой в чаще мельницы, да и от него самого - от его колючих глаз, от густой бороды, в которой вечно таилась недобрая загадочная улыбка. Мужики ездить к нему не любили, собирались обычно по несколько душ, прежде чем отправиться на "чертову" мельницу. Возвращаясь, отплевывались, крестились и предсказывали старому мельнику прямую дорогу в ад. Да, многое поговаривали о мельнике, о многом, сдавалось, недоговаривали. Да какого мельника на селе не числят колдуном!
Так утешал себя наш мужик, потихоньку приближаясь к гнезду чудного старика. Он, по правде сказать, все же несколько робел, и не запоздай в этом году с зерном, поехал бы с соседскими мужиками… Ну а теперь что же… Другой мельницы в округе нет, стало быть, дорога ему была одна. За раздумьями не заметил мужик, как стемнело, да ведь и то сказать - в лесу весь день сумрачно и ночь рано наступает. Мужику ночевать в лесу не впервой. Нашел он полянку, выпряг коня, сам под телегу залез и, как уснул, не заметил. Только снится ему сон…
Будто приехал он на мельницу, а навстречу ему - сам мельник. Улыбается мужику, головой приветливо кивает. "Что же ты, друг, запозднился нынче так? - говорит. - А я тебя уже жду-не дождусь. Заходи, гость дорогой. Да у тебя, гляжу, урожай богатый - моим работникам за день не управиться. Ты уж не обессудь приютом нашим да хлебом-солью. Покои тебе отведем на ночь, в обиде не останешься".
Дивится мужик ласковости старика, ведь тот обычно и на приветствие-то путем не ответит, буркнет что-то себе под нос, смерит недобрым взглядом да и уйдет прочь. А тут как будто ублажает, уговаривает. От всего этого мужику и вовсе стало не по себе: ну хоть беги с мельницы. Но что будешь делать?

На ночь отвели мужика в комнату под самой крышей, где стояла лавка да стол, да старый сундук, а больше ничего не было. На столе ждали его краюха хлеба, крынка с квасом, картошка с луком рассыпались по столешнице. "Да, небогатая хлеб-соль у старого филина", - заметил мужик, усмехнувшись и вспомнив хлебосольные речи хозяина. Тут же подумалось ему, что с самого того часа уж не видал больше мельника во весь день. Поевши, лег было на лавку, да сон никак не шел к нему. Думы одна другой сумрачнее лезли в голову. "И что была ему за нужда забираться в такую глушь? - размышлял мужик. - Коли ты добрый человек, отчего же и прятаться от людей?" Вспомнились неожиданное гостеприимство мельника, приглашение на ночлег, и все это перепуталось в бедной голове нашего мужика, наполняя сердце смутной тревогой.
Все давно уже стихло. Угомонились работники, не шумело мельничное колесо. Тихо и пустынно было вокруг. Вдруг сердце мужика екнуло. Среди полнейшей тишины показалось ему, что кто-то ступил ногой на ведущую в каморку лестницу. Мужик приподнял голову и теперь уже явно уловил еще один осторожный шаг. Он хотел осенить себя крестом, но вдруг какая-то неизъяснимая тоска охватила его, сковала всего и уложила на лавку. Будто кто-то властно сказал ему, что это его, мужика, судьба неотвратимо крадется по ступенькам, и ни убежать от нее, ни перехитрить уже не удастся.

…Тихо-тихо отворилась дверь, и с зажженой свечой в руке в каморку вошел старый мельник. Был он безмолвен и грозен. Одетый во все белое, без креста на широкой груди, с длинными седыми волосами на плечах, он медленно двинулся к мужику. Посветил ему в лицо, долго и пристально вглядывался в своего гостя. Мужик лежал, закрыв глаза, придавленный предчувствием чего-то страшного, неотвратимого.
Через чуть приоткрытые веки он видел глаза мельника - пронизывающие, одержимые. Наконец, старик отошел, вынул откуда-то ключ и отворил старый сундук у стены каморки. Там, оказался пергаментный свиток, тоже старый и пожелтевший. Мельник вынул его, сел к столу и задумался. Пламя освещало его седые космы, странный его наряд, трепетало на окаменевшем лице. Было очень тихо… Потом, словно продолжая свои раздумья, старик негромко заговорил: "Да, пришла, наконец, и моя смертушка… Сколько молодцу не гулять, а пора и ответ держать… - Тут он усмехнулся. - Говорят, со смертью не поспоришь… Поглядим еще, - он покосился на мужика. - Спишь? Спи, друг сердечный. Вовремя тебя судьба привела. - Он еще раз взглянул на мужика, потом внимательно оглядел его всего. - Молодой еще, крепкий, сил много в теле. Сподручное тело для беспокойной-то души… Бедняк вот только, да это дело поправимое, мельницу тебе уже отписал…"
С этими словами мельник развернул свиток и, подойдя к мужику, встав над ним, как поп над усопшим, принялся читать… И по мере того, как он произносил несвязные, непонятные мужику слова, тот словно бы переставал быть самим собой, что-то отделялось от его тела, пока вдруг не растаяло вовсе, а взамен этого не появилось в нем что-то другое, чужое, тяжелое, что стылым камнем легло в груди. От ужаса, от леденящего этого холода мужик хотел было закричать… и проснулся.

II

Не сразу понял он, что видел только сон. А поняв, все же не смог успокоиться, уж очень тяжело было на душе, никак не пропадало проклятое чувство, что в груди поселилось что-то недоброе, ледяное. Мелькнула мысль вернуться домой, но сразу пропала. Сменившись неотвязным желанием спешить на мельницу. Сам не понимая, что происходит с ним, мужик запряг коня и повернул к знакомой запруде.

Уже подъезжая ко двору мельника, он понял, что случилось что-то необычное, что перевернуло все в хозяйстве старика. Мельница молчала. Двери в доме были открыты, работники то появлялись оттуда, то исчезали в их темном проеме. Из дома слышался заупокойный старушечий плач. Наш мужик, казалось, не был удивлен. Молча подъехал он к дому, молча услышал от работника, что прошедшей ночью умер старый мельник.
- Пока хозяина не похороним, молоть не станем, - объявил мужику старший работник. - Коли хочешь - жди три дня, не хочешь - поезжай на другую мельницу.
С тупой обреченностью ответил мужик, что останется на мельнице, и попросил провести его к покойнику.

Мельник лежал в передней, еще не в гробу, но уже весь в белом, седые волосы смерть рассыпала по плечам… Бог знает откуда взявшаяся здесь старая плакальщица выводила над ним тонким жалобным голоском. Мужику пришло в голову, что обычно плакальщицы не сильно кручинятся по покойнику, получая плату за свой труд. А эта убивалась по-настоящему, и старческие слезы текли по ее щекам. Все это мужик отметил как-то мельком и тут же забыл. Он подошел ближе и заглянул в лицо усопшего. Нет, он уже не боялся одинокого отшельника. Напротив, появилось чувство, что только он один и знал по-настоящему этого старика, словно сам прожил его долгую, уединенную жизнь. Что-то связывало его с этим безжизненным телом, может быть, давешний сон, только мужик, кажется, уже не разделял сон с явью. Словно кончилась одна его жизнь и началась другая. А началась, когда были произнесены над ним слова заклятия. И во весь день чувствовал он это странное отождествление себя с покойным.

На ночь мужика отвели в каморку под самой крышей. Принесли ужин, точь-в точь такой, какой привиделся ему здесь вчера. Все утихло… Сон опять не шел, но мужик и не собирался засыпать. Он словно ждал чего-то, прислушиваясь к себе. Вот какой-то толчок изнутри поднял его с лавки. Тихо ступая по половицам, он спустился по лестнице и очутился в передней. Слабо горела свеча, мельник лежал недвижно, лицо его казалось совершенно немым и бесстрастным. Но мужику оно повелительно говорило: иди!
Повинуясь этому приказу, тот вышел во двор. Что-то необычное почудилось ему в этой ночи. Мужик замер, соображая. В ночной тишине явно раздавался шум воды на мельнице. Тихо, как кошка, прокрался он туда. Мельничное колесо работало, вхолостую перемешивая густую темень. Старший работник глядел на него в недоумении. Почувствовав чье-то приближение, он быстро повернулся в сторону мужика.
- Эй, кто тут? Ты почто, каналья, пустил воду? Стой, я, вот тя за такие шутки награжу по ушам!..
Мужик молча и неторопливо направился к старшому. Он шел как во сне, понимая, что сейчас случится что-то страшное, непоправимое, и не просто случится, а совершит это он сам. Какая-то сила неудержимо влекла его вперед. И он отдавался ей, замечая, что тело его наливается непривычной звериной мощью и гибкостью. Он словно не приближался к старшому, а рос над ним, и тот в страхе попятился назад…
- Господи!.. - только и успел хрипло выдохнуть он, хотел было рвануться к дому, но цепкие руки схватили его и без единого звука бросили вниз на мельничное колесо… Вода на мельнице шумела до самого рассвета…
На рассвете воду отвели, подивившись тому, что мельница работала в такую ночь, да еще вхолостую. Хватились старшого и, не найдя, свалили было вину на него. Но через два часа ниже по реке нашли и самого старшого - труп его, разбитый и посиневший, прибило к берегу недалеко от мельницы. На мельнице все замерло. Работники не выходили из дома, напуганные второй смертью. Правду сказать, и усопший мельник сильно смущал их. Недаром вчера кто-то из них обронил: "Помер хозяин, а добра так-таки не жди". Теперь вокруг носилось предчувствие чего-то еще, но никто уже не осмеливался высказывать его.

III

Мужик проснулся в это утро последним. И оттого проснулся, что услышал громкие голоса внизу. Ничего не разобрав спросонья, он выскочил во двор и здесь увидел распростертое тело старшого. Все происшедшее вмиг, как молния, пронеслось перед ним. Он вдруг все вспомнил, и ужас сковал его. С необыкновенной силой понял он, что он - убийца, навеки погубивший свою душу. Глядя в лицо убитого, он не мог понять, как поднялись его руки на этого почти незнакомого ему парня. Внезапно почувствовал мужик, что смертельно боится сам себя, вернее, того нового, что появилось в нем. Повинуясь какому-то порыву, он бросился в дом, туда, где почивал в высоких подушках усопший мельник, и уставился в его лицо, словно выискивая для себя оправдание.
И - странное дело - по мере того, как он вглядывался в это лицо, страх его стал куда-то уходить. Происшедшее уже не казалось ему ужасным, само понятие греха сделалось чем-то нереальным. Опять появились тупая покорность и обреченность, а вместе с ними спокойствие.
Прошел и этот день, смутно, как в тумане. Работники, дошло до него, ходили рыть могилу. Вернулись перед самыми сумерками. С сумерками вновь проснулось в мужике какое-то беспокойство, то ли страх, то ли смятение, то ли дурное предчувствие. Оно словно пыталось прорваться через мутную толщу из глубин мужицкого нутра, но не могло. Так и оставалось неясным, пугающим ожиданием.

Однако вечером, когда расходились уже спать, мужик подозвал одного из работников. Он приметил, что тот теперь как бы за старшего в доме. "Слышь-ка, - тихо попросил он, - у тебя, что ль, ключи все? Ты запер бы дверь мою, как спать пойду…" Тот повел на мужика пристальным глазом, но не ответил и дверь запер.
А наутро, когда солнце высоко уже встало над лесом, новый старшой с товарищем вломился в спальню мужика.
- Спишь? - крикнул он с порога. - Вставай, человече! Беда! Нынче ночью кто-то старуху-знахарку убил!
- Какую старуху? - глухо спросил мужик, хотя сам уже понял все.
- Да плакальщицу нашу! - старшой дико поводил глазами. - Сегодня утром Митька пошел было к ней за целебной травой, а она мертвая в своей избушке. Задушил, злодей!.. - со стоном в голосе промолвил старшой.
Митька, молодой его товарищ, едва сдерживая слезы, заговорил:
- Чья только душа лютая замыслила такое дело? Ведь ангельская старушка была, упокой, господи, ее душу!.. Скольких нас она от болезни выходила, ночей над нами не спала. Почитай что за мать всем нам тут была… Ведь кроме нашей мельницы да ее избушки в округе и нет никого! Что ж это делается на белом свете? - взвыл Митька, утирая слезы рукавом.
- Ступай-ка вниз, - велел ему старшой, в котором за короткое время Митькиного рассказа произошла какая-то перемена. Он утих, помрачнел и замкнулся. - Ты вот что, человече, - обратился он к мужику. - Ехать бы тебе отсель от греха подальше. Сам видишь, что творится. Коли и с тобой что случится, будешь потом на том свете и себя, и нас корить. Неужто ж мешки твои тебе дороже жизни?
- А вы-то что? - выдавил мужик.
- Мы-то? У нас, видать, с хозяином свои счеты, сколь годов вместе тут провели. Один Бог, а то, может, и черт знает, почто на нас теперь такая беда свалилась. Опять же, куда нынче денешься? Хозяина завтра хоронить надо, и наших покойников теперь двое. Так что езжай, человече, отсюдова подобру-поздорову.
"Куда ехать мне?.. - с неизъяснимой горечью подумал мужик. - Нет уж во мне силы бежать отсюда, крепко поймал в сети проклятый колдун - не спасают ни молитвы, ни запоры".

Когда старшой ушел, мужик повалился на лавку. Ком в горле душил его. Страшные видения двух последних ночей: мельничное колесо, поглотившее старшого и кроткие испуганные глаза старой знахарки - многократно сменялись перед ним, и от каждого он содрогался всем существом. Потом опять слышался Митькин голос: "…ангельская старушка… за мать всем нам была…" "Боже правый! - взмолился мужик. - Упаси меня от нового злодейства, не дай пролиться еще невинной крови!.. Или уж так накрепко запродал я душу дьяволу, что ты отвернулся от меня?"

IV

Он то вскакивал и начинал метаться по маленькой своей каморке, то снова со стоном падал на лавку, то вдруг вскидывал руки к самому лицу и диким взглядом смотрел на них.
В полдень, решившись, наконец, спуститься во двор, мужик узнал еще новость. Нынешним утром невесть откуда забрел на мельницу маленький бродяжка - мальчонка лет шести, оборванный и голодный. Непонятно было, откуда он взялся в такой глухомани. Сам приблудный толком ничего объяснить не мог, испугавшись хмурых, заросших мельничных мужиков. Решили, что отбился от взрослых, а потом долго плутал по лесу, пока не набрел на мельницу… Мужики подивились, как не съели мальчонку дикие звери, накормили да и оставили пока во дворе. И сразу забыли о нем, занявшись невеселыми приготовлениями к завтрашнему дню.
Совсем по-иному отнесся к его появлению наш мужик. При взгляде на маленького бродяжку сердце его испуганно сжалось. Словно кто-то приоткрыл перед ним тайную завесу будущего и ужаснул еще одним убийственным видением. Ноги у мужика подкосились, дрожь пробежала по телу, и он тяжело опустился на ступени крыльца.

Мальчонка, напротив, отчего-то сразу выделил его среди всех, с робкой улыбкой подошел он к мужику и заговорил с ним, стал спрашивать, как работает мельница, как она мелет зерно и где же главный мельник. От звука его голоса мужик корчился как на огне, и казалось, не было для него страшнее муки на всем белом свете, чем этот журчащий голосок. Он хотел было услать мальчонку, но тот упорно не шел никуда и все лепетал, лепетал что-то, глядя на мужика преданными глазами. Слов его тот старался не понимать, он боялся услышать вдруг нечто роковое. Разные чувства налетали на него: то начинала щемить сердце жалость к маленькому сироте (мужик отчего-то уверен был, что перед ним сирота), да так, что хотелось схватить беднягу, притиснуть к себе и бежать с ним куда глаза глядят. То сразу непонятная злость охватывала его, и он с неприязнью уже глядел на бродяжку, виновного в его муке. И надо всем этим была какая-то неотвратимость, которая делала чувства мужика бессильными и бесполезными. Будто бы он медленно подходил к пропасти, которая должна поглотить его без возврата, или, наоборот, неумолимая пропасть надвигалась на него.

[Котюня]

(Продолжение)

Наконец-то ему удалось отделаться от мальчонки.
- Сделай ты мне свистульку, я пойду птиц приманивать, - попросил тот. Мужик даже обрадовался неожиданному занятию и быстро вырезал свистульку. Сиротка взял ее радостно и удивленно, и в его глазах засветилось еще больше любви к мужику. Мужик поплелся в дом.
Там старого мельника уже обернули саваном и переложили в гроб. Икон нигде не было. Подумалось мужику кстати, что во все три дня не слыхал он и молитвы в доме. "Хозяин не велел попа звать и молитвы по нем читать" - ответил ему старшой. Все четверо работников стояли понуро вокруг своего хозяина, и ничего нельзя было прочесть на их лицах. Они готовились завтра исполнить свой последний долг перед старым мельником.

…Солнце уже клонилось к закату, и мужик с замирающим сердцем глядел, как оно садится за лес. Он умолял, заклинал солнце как будто только одно оно еще удерживало его на краю пропасти. Если солнце сядет, наступит вечная ночь, полная ужаса, без рассвета, без пробуждения. Солнце коснулось еловых макушек и начало стремительно падать за лес. Вскоре его не стало. С оборвавшимся сердцем мужик вошел в дом, работники ужинали.
- Эй, человече, иди повечеряй с нами, - кликнул его старшой. - Что ты ходишь сам как мертвяк?
- Благодарствуйте, - ответил мужик и неожиданно для себя спросил, - куда приблудного-то дели?
- А в сарае он спать намылился, - сказал старшой, - в дом идти не схотел. Покойников боится.

Мужик кивнул и пошел к себе. Уже наверху, отворив дверь в каморку, он насторожился…
- Ты вот еще что, - говорил кому-то старшой, - у хозяина в светелке, он сказывал, лежит какой-то свиток. Документ будто бы важный. Надобно его найти и положить покойнику в гроб.
- Что еще за документ? - настороженно отозвался другой голос. - На что ему в гроб-то?
- Про то не знаю, не доложился хозяин, - отрезал старшой. - А за день до смерти велел мне и покойному Ивану просьбу его непременно выполнить.
- Ну дак и выполняй!.. - в сердцах бросил его собеседник. - Не стану я его дьявольских грамот искать да еще в гроб прятать! - Что-то стукнуло внизу. - Да что вам, глаза всем позастило? Ведь каждое утро по покойнику в дом вносим с тех пор, как старик преставился! И никому я не поверю, что не его поганых рук это дело. На что ему свиток в гробу? А? Снова дьявольская затея. Всех нас тут решил извести старый хрен, а мы ему свиток в гроб? - Тут голос стал тише и язвительнее. - А что он тебе еще говорил, хозяин наш? Может, про завещание чего намекнул, что ты так нынче ему услуживаешь?..
- Ну хватит! - загремел старшой. - Нечего нам между собой грызться, нечего делить! Плохо ты хозяина, видно, знал, коли веришь, что он холопу своему добро оставит. Был бы Иван жив, мои слова подтвердил бы. Ну ляд с тобой, не хочешь идти в светелку - не ходи. Сам сделаю. - Было слышно, как он встал из-за стола. - А последнюю волю перед смертью не выполнить - грех. Мы не супостаты какие. А у хозяина других просьб и не было.
Старшой, видимо, ушел, а за столом повисло молчание. Вскоре и остальные разошлись. Мужик прикрыл, наконец, свою дверь и перевел дух. Подслушанный разговор сильно взволновал его. И вспомнилось мужику давно забытое дело, которое уже и стерлось было в памяти.


V

Случилось это лет десять тому назад, в ту пору он только женился. Год выдался неурожайный, и, собравши хлеб, понял мужик, что жить ему до нового урожая впроголодь. А ведь еще и мельнику платить надо… С тяжелым сердцем ехал на мельницу. Но суровый, скупой мельник удивил его тогда до крайности.
- Вижу, несладко тебе приходится, - сокрушенно вздохнул он, - а ведь ты нынче семейный… Даль мне тебя, парень, и вот что я скажу: за помол с тебя в этот раз я ничего не возьму и даже пару мешков своей пшеницы дам. А ты долг вернешь, когда сумеешь. Торопить не буду. А чтоб не забылось дело, я бумагу напишу. Да ты грамотный ли? -вдруг беспокойно спросил мельник.
- Да откуда?.. - сконфузился мужик.
- Ну и ладно, - как будто даже обрадовался, закивал мельник. - Я вот сам напишу, как все промеж нас уговорено, а ты подпишешься. - Достал свиток бумаги и начал водить по нему пером, да так строго, так чинно, что мужик даже оробел по молодости. Кончив писать, мельник протянул ему перо:
- Вот здесь ставь крест! - и с жадностью впился глазами в свиток.
Прошло много лет. Вернуть свой долг мужик так и не сумел - не везло ему упорно, из года в год, как ни потел он на своем поле. А тут еще и дети пошли, чуть ли не каждый год прибавление в семье. Мельник о долге ни напоминал, хотя и особой доброты больше не выказывал. Когда мужик пару раз пытался было заикнуться о договоре, мельник хмурился и беседу прекращал. Со временем оба они словно забыли о долге, и мужик отложил выполнение договора на неизвестный срок. Он хотя и понимал, что случай этот и ряда вон, но объяснить его не сумел, а потому охотно перестал о нем думать.

Теперь он вспомнился живо, во всех подробностях и натолкнул мужика на мысль, что, не расплатившись со стариком, он до самой своей смерти останется его должником. Эта простая мысль неприятно тронула его, но думы уже бежали в другом направлении. Пришли на ум слова старшого: "…документ будто бы важный… найти и положить покойнику в гроб… у хозяина других просьб не было…" - "Свиток, свиток, - настойчиво гудело в голове, - уж не тот ли свиток, который старик надо мной ночью читал? Но ведь то сон был! Я тогда в лесу спал!"
Мужик обхватил руками голову. "А разве все это не сон, - тяжело подумалось ему. - Вот уже три дня тянется проклятое наваждение. И, стало быть, свиток был. Но откуда взялся он, что в нем было? А ежели… - холодный пот выступил у него на спине, - ежели и впрямь тот свиток, в который мельник должок вписал… Да и что он туда вписал, ему одному только ведомо. Он один знал, чем должен я отплатить проклятые мешки его. Тут мужику припомнились предсмертные слова мельника. И внезапно он понял, понял все, и в страшной муке исказилось его лицо. "Старик, - застонал он, - что ты сделал со мной, старик… Обманул, погубил на веки-вечные… Кто я теперь? Матушка, почто родила меня на такие муки?.."

VI

Он лежал на лавке и призывал смерть и вечную кару черной душе колдуна, которая теперь была его душой. Он готов был принять смерть самую мучительную и кару самую суровую. Но вместо этого почувствовал облегчение. Мужик затих, его лицо постепенно разгладилось, и он облегченно вздохнул. Вслед за этим ему захотелось встать, он поднялся с лавки, ступил шаг, другой, третий, потянул за ручку двери. Дверь бесшумно отворилась, и мужик легко скользнул в нее.
На крыльце дома лежал забытый кем-то топор. Мужик не раздумывая подобрал его и стал красться к сараю. Луна хорошо освещала двор, и ему приходилось все время хорониться в тени. Он больше ни о чем не думал. Не то чтобы смущение или колебание, ни одно человеческое чувство, ни одна мысль не отражались больше на его лице.

Дверь в сарайчик отворилась без скрипа, мужик быстр притворил ее за собой и стал на цыпочках подбираться к спящему. Луна пробивалась через оконце и сюда. Мальчонка раскинулся на охапке сена сладко, как на пуховой перине, и улыбался. Одна рука его что-то сжимала во сне…
Мужик замер и впился в него глазами. Невозможно было угадать, что чувствовал он в эту минуту, но могло показаться, что улыбка дитяти смущала его. Он то сжимал в руке топорище, то разжимал его… Внезапно ему почудилось, что сиротка просыпается. Судорога пробежала по лицу мужика, и он взмахнул топором… Одним мгновением раньше мальчонка шумно вздохнул, кулачок его ослаб, и из него выпала деревянная свистулька - единственная игрушка бедного ребенка, которую он не решился выпустить из рук даже ночью.
Страшная боль пронзила сердце мужика при виде этой свистульки. Внезапно очнувшись, он увидел себя над спящим ребенком с топором в руках. Руки его задрожали, роняя страшное оружие, и слезы побежали по щекам.
- Родимый мой, - застонал он, протягивая руки к невинному бродяжке, - что же это я хотел сотворить с тобой, дитятко ты мое!..
Мужик весь сотрясался от нестерпимой жалости и страшного своего прозрения. Вдруг он вспомнил что-то и кинулся в дом. Там в гробу, в изголовье у мельника, лежал старый свиток, готовый отправиться в могилу со своим хозяином. Мужик схватил его и стал рвать желтый лист с такой ненавистью, как будто не хотел оставить на белом свете и клочка его.
- Пропади ты пропадом, - повторял он сквозь зубы, чувствуя, что проклятая кабала над ним кончилась и в груди затеплилась прежняя его душа. Вслед за этим понял он, что ни минуты не может оставаться в этом доме, и, не медля больше, бросился вон из него. Он не стал запрягать свою лошадь, оставив и ее, и телегу с зерном на мельнице. Последнее, что сделал он, - забежал в сарай и, схвативши на руки спящего дитя, кинулся с ним со двора.
- Ты куда несешь меня? - пролепетал тот, очнувшись.
- Домой, домой, мой родимый. Ты спи себе, а я тебя донесу, - отвечал мужик, укачивая мальчонку


VII

Он торопился, стараясь поскорее выбраться из этих мест. Луна щедро светила ему, заливая весь лес призрачным сиянием. Мужик старался не думать о будущем, хотя после своих злодейств уже не ожидал от него ничего хорошего. Все его стремления сейчас сошлись в спящем сироте, чья судьба теперь была важнее собственного спасения.
Внезапно мужику почудилось, что где-то в стороне от него мерцает огонек. Он остановился и, ступив с лесной тропинки, стал осторожно пробираться навстречу ему. Огонек горел все различимей, пока, наконец, не превратился в заметное пламя свечи. Мужик выбрался к маленькой лесной избушке, из окна которой струился живой свет. Это было скудное жилище убитой знахарки, вид его отозвался нестерпимой болью в душе мужика, но свет удержал на месте. Кто мог зажечь его? Крепче прижавши мальчонку, он толкнул покосившуюся дверь… и обомлел. В избушке спокойно сидела старая плакальщица, и лицо ее было таким же кротким, каким он увидел его прошлой ночью. Веретено мерно журчало в ее руке… Увидавши мужика, она улыбнулась всем светлым своим лицом и приветливо кивнула ему.
В горле у мужика перехватило, он не решался поверить своим глазам.
- Заходи, добрый человек. - ласково попросила старушка, - не бойся.
- Ты разве живая? - только и сумел вымолвить мужик.
- Живая, теперь живая, - заверила старушка.
- Да ведь я же… убил тебя!.. - вырвались у него страшные слова, и он почувствовал, что земля уходит из-под его ног.
- А ты вот сядь да послушай меня, старую, что я тебе расскажу, - опять пригласила старушка. - Ты, мил человек, напрасно не убивайся, вины на тебе боле нету никакой. Вот ежели бы ты - она кивнула на ребенка, - его невинную кровь пролил, тогда не стало бы тебе прощенья…

Мужик слушал ее, но никак не мог взять в толк ее слов. Старушка терпеливо подперла голову кулачком:
- Слушай тогда с самого начала да смекай. Чтоб не попала его черная душа в самый ад, давно уже порешил старый мельник поселиться душой в другого человека. Выбрал он тебя по молодости твоей да по доверчивости, вот и заставил обманом подписать дьявольский договор. Но то бы еще победы. Чтоб укоренилась его душа в тебе крепко, надобно было принести в жертву три души: душу честную, праведную и невинную. Коли выполнил бы ты это, навсегда остался в черной неволе, потому как нет в мире большего злодейства, чем пролить невинную кровь. Меня с Иваном по злому его наущению ты порешил, а вот младенца погубить не смог, добро в тебе оказалось сильнее. Тем ты и свою душу спас, и наши с Иваном не отдал дьяволу… За то великое тебе спасибо.
Старушка встала и медленно поклонилась мужику в пояс.
- Матушка, но ведь я жизни тебя лишил!..
- Э, мил человек, - она загадочно улыбнулась, - жизнь, она едина что на земле, что на небе. Главное, чтобы душа была чистой.
Мужик молчал, слова знахарки успокаивали его, и весь ее облик, ясный, чистый и какой-то нездешний уже, согревал его всего.
- Ступай домой, - напомнила ему знахарка. - Что лошадь и зерно на мельнице оставил, не горюй. Вернется к тебе твое добро. А что сиротку пригрел, за то тебя Бог не оставит своей милостью. Об нас с Иванов не печалься. И вот еще что: возьми этот каравай хлеба - путь ваш не близок. Ну, ступай…


VIII

Мужик вышел из ее избушки и, отыскав тропу, двинулся по ней. Порой он останавливался, наклонял ухо к ребенку и слушал, как он тихонько дышит. Это еле слышное дыхание в глухом и темном лесу казалось мужику чудом, беззащитным, как пламя свечи. И он нес мальчонку бережно, словно это в самом деле была свечка, готовая погаснуть от ветра или сырости.
Пришли они с мальчонкой в деревню на другой день к обеду. Жена мужика, заплаканная, неприбранная, выскочила на крыльцо и бросилась к мужу. Не увидев ни телеги с лошадью, ни муки, она остановилась было в растерянности, но после вдруг что-то поняла, всхлипнула и, взявши сироту за руку, бережно повела его в избу.

…Через несколько дней к ним постучались. Староста с урядником вошли в дом, оглядели беспокойное семейство мужика и переглянулись.
- Вот что, Петро, - наконец строго сказал староста, - на прошлой неделе умер старый мельник… - он обвел взглядом притихшую детвору, - и отписал тебе свою мельницу. Уж и не знаю, чем ты ему так приглянулся. Но мужик ты хороший, я, стало быть, одобряю… Так что вот бумага, давай все, чтоб чин по чину.
- Не надо!.. - испугался мужик. - Не надобно мне никакой мельницы!
- Экий ты дурень, - вмешался урядник. - Тебе счастье в кои-то веки привалило, а ты отказываешься. А чем ораву свою кормить собираешься?
- Не дури, Петро,- подхватил староста. - Не по душе тебе мельница - продай ее, и дело с концом. Ежели ты такой богатый, так, может, бабе твоей деньги надобны. Эй, Матрена, принимаете, что ль, наследство?
- Дак, батюшка, как же не принять, господи…
- Ну, стало быть, образуми своего муженька, коли так. А я покудова и покупателя могу вам сыскать хорошего, чтоб в накладе не остались, - староста довольно ухмыльнулся. - Ладненько? Прощевайте пока.
И они вышли.

[Котюня]

Девочки  ещё темы ссылка ссылка 

[glasha]

КОТЮНЕЧКА!!! Спасибо!!!

[Алисачудес]

Котюнечка   

[Котюня]

Глашуня, Алисик   

[Татьяна]

Пасибоньки!!!!!! 

[Катеринa 1970]

Котюнечка  скучаю  ,быстрее возвращайся с ентих островов

[Техас115]

[Тома]

Котюнечка, и от меня!!! 

[мишаня]

Котенька!  спасибки! 

[Иванова Светлана]

Котюня, 

[Лукерья]

Посмотреть

[Котюня]

Татьяна, Лукерья, Иванова Светлана, мишаня, Тома, Техас115, Катеринa 1970, девочки