Когда ошибки вратаря — больше, чем ошибки вратаря
Когда пишешь об Игоре Акинфееве, обычно начинаешь в таком стиле: «Хороший вратарь и, наверное, хороший человек — очень немногие могут об этом точно рассказать». С этого нужно начинать, потому что дальше следует «но» — поводом для текста часто становится его ошибка. В первом же предложении ты, получается, вынужден слегка оправдываться за всё, что произойдёт дальше.
Скажу без оправданий. Игорь Акинфеев — средний вратарь. Хороший — для чемпионата России, где все стараются играть поглубже к своей штрафной, и средний — в еврокубках и международных турнирах, где его командам приходится действовать чуть выше, оставляя голкиперу возможность принимать решения, что делать дальше.
В случае с Акинфеевым получается так, что предсказуемыми становятся ошибки.
И в этом принятии решений Акинфеев никогда не был силён. Он не сумел стать современным вратарём — от современных вратарей требуют не сумасшедшей игры на линии или бешеных выходов, а психологической устойчивости и умения реагировать на ошибку правильно. Если ты не попал по мячу на выходе, то в следующий раз в аналогичном эпизоде должен принять решение без сомнений — так регулируется предсказуемость действий голкипера. В случае с Акинфеевым получается так, что предсказуемыми становятся ошибки.
Эти ошибки всё чаще имеют психологическое, не техническое происхождение, и, возможно, их было бы меньше, если бы не два довольно трагических фактора. Первый — героизация Акинфеева. Тут сказывается наша ментальность: хранитель последнего рубежа в русском сознании не может не быть героем в жизни и спорте, поэтому любой вратарь становится наследником Льва Яшина или Владислава Третьяка. Любой отражённый Акинфеевым удар, который должен брать каждый вратарь среднего европейского клуба, приравнивается комментаторами и журналистами к ордену за мужество, и со временем это становится слишком тяжёлым грузом. Акинфеев в этом смысле — жертва того, что в России нет ни одного современного вратаря, а из тех, кто устарел, все почти одинаково серого уровня. На Кубок конфедераций третьим вратарём едет едва не завершивший карьеру Владимир Габулов, а вторым — бразилец Гилерме. Это можно назвать спорным выбором, но это не бессовестный обман — такова реальность.
С таким грузом можно было бы справиться, если бы Акинфеев адекватно реагировал на происходящее. Но Игорь, судя по рассказам о нём, — очень закрытый человек, и умения отпускать неудачи, говорить о них и тем более относиться к ним с подобающей игре лёгкостью ему явно не хватает. Ни разу за все эти годы он не пошутил над собой, не посмеялся над мемами о себе и своей серии в Лиге чемпионов. Не из-за этого он, конечно, три раза в двух матчах неверно принял решение. Но именно это самонагнетание, отрицание тех, кто «что-то пишет в своём интернете», сделало взрывоопасной смесь чувств, возникающих к Акинфееву.
С одной стороны, он должен быть героем и надеждой нации, с другой — любая его ошибка повышает предельно допустимую концентрацию яда и злорадства. Справляться с этой аурой Игорю удаётся, мягко говоря, не всегда.
Если бы игра вратаря трактовалась только на основании цифр, оценки Акинфеева были бы уровнем выше, но как раз неустойчивая психология делает его средним вратарём.
Вратарь сильно отличается от полевых игроков. Он реже вступает в игру, а потому его техника не так важна, как психология, — у защитников, полузащитников или нападающих такого нет. Если бы игра вратаря трактовалась только на основании цифр, оценки Акинфеева были бы уровнем выше, но как раз неустойчивая психология делает его средним вратарём.
Никакого «вратаря республики» нет, мы вообще давно в федерации живём. Мы переоцениваем Игоря Акинфеева — приписываем ему черты, которых у него нет, и стараемся сквозь пальцы смотреть на те черты, которые в нём очевидны. «Покажите мне героя, и я напишу трагедию», — говорил Фрэнсис Скотт Фитцджералд. Кажется, говорил он о чём-то похожем.
Не вратарь республики. В чём трагедия Игоря Акинфеева (Прочитано 1221 раз)