Страшное пророчество Николая Рубцова:

[Миссис уксус]

14

Страшное пророчество Николая Рубцова: Как автор строк «Я буду долго гнать велосипед…» предсказал собственную гибель.

47 лет назад ушел из жизни советский поэт Николай Рубцов. Большинству он знаком благодаря положенному А. Барыкиным на музыку его стихотворению «Я буду долго гнать велосипед…». Куда меньше известны те строки, в которых он предвидел свою скоропостижную гибель: «Я умру в крещенские морозы, Я умру, когда трещат березы». Поэт действительно погиб 19 января, в Крещение, при очень загадочных и трагических обстоятельствах: в его гибели была виновна его гражданская жена, с которой они через месяц должны были пожениться.

Николай Рубцов родился в Емецке Архангельской области в 1936 г. в многодетной семье. В 1942 г. умерла его мать, а отца забрали на фронт, и Николай оказался в детдоме. Встретиться с отцом ему довелось только в 1955 г. – после возвращения с войны он женился вторично, а сына не смог найти из-за утери документов в детдоме. Николай жил впроголодь и с 16 лет брался за любую работу. В автобиографии Николай Рубцов рассказывал: «Стихи пытался писать еще в детстве. Особенно люблю темы родины и скитаний, жизни и смерти, любви и удали. Думаю, что стихи сильны и долговечны тогда, когда они идут через личное, через частное, но при этом нужна масштабность и жизненная характерность настроений, переживаний, размышлений…».

В 1962 г. Рубцов поступил в Литературный институт в Москве, в середине 1960-х гг. были опубликованы его первые поэтические сборники. Самыми популярными и любимыми в народе стали песни на его стихи «В горнице моей светло», «Я буду долго гнать велосипед» и «В минуты музыки печальной». Писатель Федор Абрамов называл Рубцова «блистательной надеждой русской поэзии».

Многие поэты предугадывали события своей жизни и предвидели свою судьбу. Так случилось и с Рубцовым. Однако он не мог предположить, что его палачом станет любимая женщина, на которой он собирался жениться. С начинающей поэтессой Людмилой Дербиной он познакомился еще во время учебы в Литинституте в 1962 г. Ее стихи показались ему талантливыми, на почве общих интересов они начали общаться, а через некоторое время у них завязался роман. Позже Людмила вспоминала: «Я хотела сделать его жизнь более-менее человеческой… Хотела упорядочить его быт, внести хоть какой-то уют. Он был поэт, а спал как последний босяк. У него не было ни одной подушки, была одна прожженная простыня, прожженное рваное одеяло. У него не было белья, ел он прямо из кастрюли. Почти всю посуду, которую я привезла, он разбил… Почему так тянуло меня к этому человеку и почему так сопротивлялось этому всё моё существо? Рубцов был для меня существом чисто духовным, но никаких свойств, присущих мужчине, настоящему мужчине, мне казалось, в нём не было».

Их отношения были неровными – влюбленные то расходились, то сходились, часто ссорились. После очередного примирения они решили подать заявление в ЗАГС, церемония бракосочетания была назначена на 19 февраля 1971 г. 18 января к Рубцову пришли его друзья-журналисты, весь день продолжалось застолье (знакомые говорили, что проблемы с алкоголем у поэта были всегда). Выпито было немало – в протоколе о гибели Рубцова значились 18 бутылок вина. Ночью между поэтом и его гражданской женой произошла бурная ссора то ли на почве ревности, то ли просто по причине изрядного количества употребленного алкоголя. Перепалка переросла в потасовку.

Дербина так описывала случившееся: «Не выдержала я пьяного его куража, дала отпор. Была потасовка, усмирить его хотела. Да, схватила несколько раз за горло, но не руками и даже не рукой, а двумя пальцами. Попадалась мне под палец какая-то тоненькая жилка. Оказывается, это была сонная артерия… Сильным толчком Рубцов откинул меня от себя и перевернулся на живот. Отброшенная, я увидела его посиневшее лицо. Испугавшись, вскочила на ноги и остолбенела на месте. Он упал ничком, уткнувшись лицом в то самое белье, которое рассыпалось по полу при нашем падении. Я стояла над ним, приросшая к полу, пораженная шоком. Все это произошло в считаные секунды. Но я не могла еще подумать, что это конец. Теперь я знаю: мои пальцы парализовали сонные артерии, его толчок был агонией». Пророчество о гибели «в крещенские морозы» сбылось.

После случившегося Людмила отправилась в милицию и призналась в том, что задушила мужа. Ее судили и приговорили к семи годам лишения свободы за умышленное убийство. Через 5 лет Дербина была освобождена досрочно, по амнистии. В 1994 г. она опубликовала воспоминания, которые вызвали бурю негодования, так как женщина заявляла о том, что не считает себя виновной в гибели поэта – якобы на самом деле Рубцов умер не от удушения, а от инфаркта – сердце не выдержало в ходе потасовки. Впрочем, в прессе эти воспоминания назвали «бессмысленными и суетными попытками оправдания», а в суде оснований для пересмотра приговора 1971 г. так и не нашли.

[gera]

Миссис уксус, Так в юности любила стихи Рубцова. а теперь даже не интересно, наверное лучше не оголять их жизнь.
За ему спасибо!

[gera]

За тему спасибо!

[Grunger]

Я думал, что Рубцов был зарезан, а не задушен.

[hyanitka]

Миссис уксус, Как всегда    Спасибо за тему!

[Миссис уксус]

Спасибо, что заходите в мои темы!

[anne-lene]

Разные тогда слухи ходили.
И то, что это случилось в постели. И то, что был задушен подушкой без умысла, в пылу любовных игрищ.

[ingred]

Посчастливилось познакомиться с поэтессой, которая была однокурсницей поэта, и в ее книге об учебе в Литинституте есть строчки об этом самобытном поэте:

« ......Самым ярким впечатлением даже не Литинститута, а общежития, был поэт Николай Рубцов.

Сначала я услышала легенду о нем, а потом увидела его самого, мне показалось, что у него больше, голубые, иконные глаза, как у нестеровских отроков, но потом пригляделась и увидела – глаза небольшие, карие. Все было в его внешности от обычного крестьянского сморчка, сиротки выросшего на чужих хлебах, а вот большой благородный лоб с ранней лысиной и глаза – это были поэтовы глаза и лоб. Глаза светились умом, неравнодушием к жизни. А свет их! А выражение! Вот что создавало эффект нестеровского небесного сияния. Светом веет и от его портретов на книгах. Но что это за портреты? Просто случайные любительские снимки его друзей. Сам вид его живописен, он носил шарф неопределенного цвета прямо на майку, так что из-под пиджака был виден треугольник голого тела, неизменная шапка на голове. В этом-то наряде он и красуется на собрании посмертных своих сочинений! Вот судьба русского таланта!

Всякий поэт из народа идет по битому стеклу реальности, поэт из элиты – по духовному, тернистому пути, а он шел из самой вологодской глубинки, деля судьбу русского народа в его трагическую послевоенную пору.

Что за свет исходил от его облика? Это был свет православия.

Первое, самое сильное впечатление от общения с ним, ощущение сиротства. Не от одежды, но от всего существа.

Сиротство, на мои взгляд, определило и его хорошие стороны – совестливость, повышенную чувствительность к справедливости, к чужому и своему горю, озорство, бедовость, выручающую его из всех бед, неустрашимость перед жизнью, ненависть к мещанству, ко всякой престижности, которой некоторые прорабы духа, кумиры нашей юности постоянно озабочены, любовь к своей бедной и скудной земле и плохие черты – некоторую истеричность, слабость к вину, неуправляемость и пожизненную неустроенность. Он прожил свою сорокадвухлетнюю жизнь нищим, хотя в последние годы издавался в Москве. Как бедно, убого на фоне того же, объехавшего полмира, богача Льва Ошанина. Но… деньги не шли ему впрок. Не помню, чтобы слава и деньги как-то сказались на его жизни.

Поэт никогда к лакировке жизни не стремился. Он был насмешлив, порой ядовит, иногда во хмелю буен, за ним всегда ходили ватага его «друзей». А юмор? А нежность? Затаенная нежность…

Несмотря на кураж, который в нем был, он, как истинный поэт, трепетал перед великой русской поэзией и недооценивал себя, а его собратьям по перу, выходцам из того же общежития, казалось странным, что именно он и есть избранник судьбы.

В этом и заключалась двойственность его жизни и позиции. Но Москва литературная уже открывала ему свои двери – жестокая, взыскательная, та, которая слезам не верит и своим талантам цены никогда не знает. Так появились его первые книжки: «Шумящие сосны» и другие, в них оживала его мальчишеская мечта о море, его насмешливость – «купите фуфайку» – это он, юнга, поет вместо «купите фиалки». Он чувствовал, как отличается жизнь народа от действительности, описанной в газетах, книгах, растиражированной по телевидению. Он стал певцом Севера, деревни, но для него она была не мрак, не жуть вековая, а вечный свет материнской любви, а неистребимая совестливость. И Удивительная гармония.


В горнице моей светло,

Это от ночной звезды.

Матушка возьмет ведро,

Молча принесет воды.


Вот его тоска по миру, благополучию, матери. Сиротство ощущалось им навсегда, неистребимо, хотя, конечно, он никогда не плакался.

А песни под гитару?
. Сохранились ли песни Рубцова? Некоторые его стихи, песни. Боже мой, сколько мути поется, а где его прозрачные, кристальные и высокохудожественные песни? Куда смотрят наши русские композиторы? Удивляюсь. И не перестаю удивляться. Сколько он пел и как задушевно! Неужели канули безвозвратно?... »

[Ленинградка]

18 бутылок вина?