Тайный дневник, написанный плотником на половицах французского альпийского шато, даёт редкое представление о частной жизни сельских жителей в конце 19-го века, пишет Хью Шофилд.
Когда новые владельцы Шато де Пикомталь решили отремонтировать паркет в некоторых комнатах наверху, они сделали невероятное открытие.
На нижней стороне половиц были длинные сообщения, написанные карандашом, которые были не видны, пока не подняли доски. Сообщения были датированы несколькими месяцами между 1880 и 1881 годами, и они были подписаны неким Джоакимом Мартином.
Вскоре стало ясно, что Джоаким Мартин был плотником, который укладывал паркет для владельца шато того времени, и то, что он оставил после себя, было своего рода секретным дневником, предназначенным для того, чтобы прочитали его только спустя большое количество времени после смерти и похорон автора.
В 72 записях Джоаким изложил то, что возникало в его голове, когда он приступал к своей ежедневной работе.
«Это слова обычного работника, человека из народа. И он говорит вещи, которые являются очень личными, потому что знает, что это прочитают лишь спустя большое количество времени в будущем», – говорит историк Жак-Оливье Будон из Университета Сорбонна.
Действительно личные. Дневник Джоакима затрагивает вопросы секса, преступлений и религии – а иногда и комбинацию всех трёх! – давая нам экстраординарный закулисный взгляд на положение дел в малочисленной сельской общине Ле Крот, недалеко от стен шато.
Самый шокирующий эпизод касается детоубийства – история, которая явно продолжала преследовать Джоакима спустя 12 лет после того, как она произошла.
«В 1868 году я проходил в полночь перед дверным проёмом конюшни. Я слышал стоны. Это была любовница одного из моих старых друзей, и она рожала».
В разное время женщина родила шесть детей, Джоаким сообщает нам, что четверо из них были похоронены в конюшне. Он ясно даёт понять, что их убила не мать, а её возлюбленный – старый друг Джоакима, Бенджамин – которого автор обвинил в попытке обольстить его собственную жену.
Это, по данным Будона, который издал книгу под названием "Le Plancher de Joachim" («Половицы Джоакима»), даёт нам представление о действительности сельских отношений, к которым не мог близко подойти ни один обычный архивный текст.
Джоаким чувствует ужас от многократного детоубийства, но он не судит его из-за близких отношений, которые связывают семьи его и Бенджамина, являющихся соседями. Убийство младенцев было, конечно, уголовным преступлением, но во времена до того, как контрацепция стала доступной, это было, возможно, не настолько необычно.
Дневник Джоакима подразумевает, что в таких местах, как Ле Крот, детоубийство было табу. Люди знали, что это происходит, но все молчали.
Вполне возможно, что давление тайны было одним из факторов, которые побудили Джоакима излить душу на паркетных досках. Другим, кажется, был его гнев на местного священника.
1880-е были временами быстрых изменений. Третья Французская Республика начала своё существование, проводив в последний путь монархистов, и по всей стране проводились реформы, которые ограничивали полномочия церкви.
Джоаким одобрял эти реформы, преимущественно из-за его личной враждебности к аббату Лагьеру; он думал, что тот был одержимым бабником, который злоупотреблял исповедью для сексуальных утех.
На одной из своих досок Джоаким написал: «Для начала я считаю очень неправильным способ, которым он суёт нос в наши семейные дела, спрашивая о том, как каждый занимается любовью с женой». (На самом деле он употребил более вульгарный термин.)
«Он хочет знать, сколько раз в месяц, – пишет он, добавляя больше вульгарных деталей относительно различных сексуальных поз. – Свинья должна быть повешена».
В том же самом тексте он описал деревенского священника как «того, кто кланяется женщинам, пока их бедные мужья-рогоносцы должны соблюдать молчание».
Согласно Будону, аббат Лагьер не действовал полностью вне своих полномочий, выясняя у женщин на исповеди подробности их сексуальной жизни. На самом деле многие священники в то время делали это на неукоснительно санкционированных основаниях, они отговаривали пары заниматься практиками, которые не приведут к рождению ребёнка.
Этот эпизод показывает, как такое вмешательство священников вызывало негодование и способствовало росту антицерковных настроений.
Интересно, что Будон раскопал и другие доказательства, которые подтверждают напряжённые отношения в Ле Крот между священником и конгрегацией. В 1884 году местному парламентскому заместителю послали прошение о том, чтобы аббата Лагьера заменили. Было отправлено несколько писем в поддержку прошения, и одно из них (которое сохранилось) было написано Джоакимом.
Аргументами, используемыми просителями, были, во-первых, что аббат злоупотреблял исповедью (и косвенно, что он был нравственно развратным). И во-вторых, что он был прискорбно некомпетентным врачом...
Здесь у нас есть ещё одно захватывающее понимание деревенской жизни. Оказывается, что многие приходские священники в то время были ещё и guérisseurs – или целителями – в силу недоверия к медицинской профессии. Но врачи встречались редко, и священники привыкли сопровождать больных.
У Джоакима и поддерживающих его прихожан, кажется, не было проблемы с этим в принципе. Их возражение состояло просто в том, что как доктор аббат был бесполезен.
Ещё интересно то, что просители требовали не католического священника в качестве замены аббата, а протестанта – это несмотря на то, что протестантов в Ле Крот было очень мало (мать Джоакима была одной из них).
Это показывает – утверждает Будон – то, что в головах людей твёрдые различия между католицизмом и протестантством были не столь существенными, как привыкли думать. В сложившейся ситуации идея женатого (и, по-видимому, менее развратного) пастора была довольно привлекательной.
О самом Джоакиме Мартине мы знаем немного. Он родился в 1842 году, а умер в 1897. Будучи молодым человеком, он зарабатывал деньги как скрипач на деревенских праздниках. У него было четверо детей. Нет никаких сведений о существовании хотя бы одной его фотографии.
Но по данным Будона, плотник был интеллигентным и чувствительным человеком.
В своём тайном дневнике он обращается непосредственно к неизвестному читателю, который, как он надеется, однажды обнаружит его след: «Счастливый смертный. Когда Вы будете читать это, меня уже не будет». И в другом тексте: «Моя история короткая, искренняя и откровенная, потому что никто, кроме Вас, не должен увидеть моё письмо».
Тайны дневника, написанного на половицах замка. (Прочитано 695 раз)