Когда он швырнул в меня кипяток из кастрюли, я не почувствовала боли! Нет! Я так удивилась!
Кипящая вода, прилепившая к коже тонкую ткань футболки, показалась просто тёплой… Ну, как молоко…словно я облилась молоком…
Я смотрела на мужа и не понимала. Что происходит? Я ничего не понимала, не чувствовала.
И тут я увидела сына.
Семилетний мальчик, разбуженный нашими громкими голосами, прибежал в коридор, сполз по стенке и беззвучно плакал, глядя на меня и мужа.
И этот беззвучный плач, глаза полные слёз, огромные глаза…
На детском лице ничего не было кроме глаз и слёз, стекавших на пижаму. Я очнулась от этого взгляда. И мгновенно почувствовала резкую боль.
художник Борис Вилков
Боль от ожога сильная. Но терпимая.
Я очень хотела закричать. Но не имела права. Сын был напуган. Поэтому кричать нельзя.
Я успокоила ребенка, сказала, что всё хорошо и надо идти спать. Пошла в ванную, переоделась, ожоги густо намазала яичным белком. В стрессовых ситуациях у меня мозги начинают работать как хорошо отлаженный механизм. Быстро, чётко и без скрипа.
Я перенесла одеяло и подушку на диван сына, осторожно легла на спину. Сын успокоился. Упал мне под бочок и даже попытался обнять. Я аккуратно убрала детскую руку с ожогов и спокойно объяснила, что так устала, так устала, что даже не будем обниматься, а будем сразу спать. Сын заснул мгновенно, вздрагивая и всхлипывая во сне от пережитого и увиденного.
На кухне мирно возился муж. Он набрал в кастрюлю воды. Сварил макароны. Поел и спокойно улёгся спать на соседнем диване. Уснул быстро. Уютно и размеренно засопел.
У нас была однокомнатная квартира.
Я не спала всю ночь. Я не спала всю ночь даже не от боли ожогов. Я не спала всю ночь, потому что не понимала - как мы будем жить дальше? Как?!
Ведь дальше жизни нет!
Я так была в этом убеждена, что ни минуты не сомневалась - я не доживу до утра, я умру. Умру!
Если муж, самый близкий человек выливает на меня кастрюлю кипятка, значит, не надо жить. Всё просто. Не надо! После этого наступает смерть. Не от ожогов. От бессмысленности дальнейшей жизни. И всё-таки… Как это возможно? Легко, с улыбкой в живого человека плеснуть кипяток? Как?!
Голова моя, разрываемая на мелкие пронзительные осколки, никак не собиралась воедино. Стресс ушел. Навалилась обида, от которой хотелось выть. Но …
Рядом тихо спал ребенок. И выть мне тоже было запрещено.
И наступило утро.
И я не умерла.
Человек чрезвычайно живучее существо. Гибкое. Хитрое.
Я встала и молча приготовила себе и сыну завтрак. Муж суетился, собираясь на работу. Словно и не случилось ничего. Ни ночного скандала. Ни кипятка, летящего на грудь. Не на лицо. Тонкий расчёт! Ожоги на лице сразу все увидят, а на груди нет.
Всё рассчитал.
Что я жаловаться не пойду. Что буду молчать. И пройдет время. И я все забуду. И всё будет по-старому.
Да, я не жаловалась. Никому. Мне было стыдно. Я молчала. Только дала себе слово, что жить с этим человеком я не буду. Никогда.
Муж деловито собрался и ушел на работу.
Жизнь продолжалась.
Под лучами солнца воспоминания о ночном кошмаре стали деформироваться, искажаться, расплываться…Словно это был фильм ужасов, увиденный перед сном.
Но огромные волдыри … они были настоящие.
Как там в умной книге написано? Пепел Клааса стучит в моё сердце?
В моё сердце стучали пузыри обожжённой кожи. Таким хорошим молотком стучали. Замужняя жизнь на этом стуке закончилась. Я так решила. И боялась только одного - испугаться и не сдержать слово, данное себе. Простить, понять и остаться. Но это немыслимо! Но ведь прощала?
Я пыталась понять, какая дорога привела нас к этой точке? К этому ночному скандалу у плиты с кипящей водой? Почему начались эти приступы жестокости? Когда? Что стало толчком?
Вспоминала, перебирала в памяти какие-то события, слова, разговоры… И не понимала.
Я всегда мечтала о крепкой семье.
Пример счастливой жизни моих родителей так запечатался в сознании, что я была уверена - всё сделаю, всё вытерплю, но у ребёнка будет отец, у меня муж, а у моего мужчины жена. И будет у нас семья. Настоящая, крепкая.
Крепость закончилась на пятом году супружества.
Страну трясли безумные 90-е.
Женщины, более гибкие и выносливые, приспосабливались к новой действительности как могли. И даже, когда не могли, приспосабливались тоже.
Мужчинам было трудней. Приспосабливаться всегда сложно. Легче уйти в запой. Срываться на семье. Обвинять партию и правительство.
Так получилось и у меня. Муж, измотанный ураганами перемен, срывал злость дома. На мне. Я терпела. Я понимала, как ему тяжело, но ничем не могла помочь. Я обижалась и уходила в молчанку. Это доводило его до ярости. Скандалы начинались всегда на ровном месте. Из-за всего. Не так сварены макароны, не так поглажены рубашки, не так поставлены книги…
Я стойко держала оборону. Но не предпринимала попытки поговорить с ним по душам. Не знаю, почему. Боялась, наверное… Не знаю.
Однажды пришла на работу в полном анабиозе, и коллега, мужчина гораздо старше меня, вдруг спросил, что случилось. Я расквасилась. Я всегда теряю твёрдость сознания, когда меня начинают участливо расспрашивать или, не дай Бог, жалеть…
Я расквасилась, сказала, что сил нет так жить.
- Дураки вы молодые, - добродушно улыбнулся коллега. - Дураки оба. И ты в первую очередь. А ты приди домой сегодня пораньше, отпросись с работы, ужин приготовь повкусней, стол накрой красивый, дождись его. И когда муж поест, ты и скажи ему ласково, что, мол, с тобой происходит, давай поговорим, может быть, произошло что-то, так ты расскажи, я хочу помочь тебе! И, вот увидишь, всё будет хорошо!
Я всё сделала, как посоветовал коллега. Даже сына бабушке отвела, чтобы не мешал.
И когда, сидя за накрытым столом, я дождалась, пока муж поест, я спросила, что случилось? Я не понимаю, что случилось? Давай поговорим, а? Давай обсудим… Я же чувствую, что что-то произошло… У тебя проблемы?
Муж, до этого сосредоточенно глядевший в тарелку, оторвал взгляд от фарфорового диска и с недоумением уставился на меня.
- Проблемы? У меня нет проблем, у меня всё хорошо. У меня есть только одна проблема.
Тут муж сделал многозначительную мхатовскую паузу и добавил спокойно.
- У меня одна проблема - это ты! Не было бы тебя, всё было бы гораздо лучше.
Надо ли говорить, что остаток вечера мы провели хоть и в одной комнате, но в разных Вселенных.
Я не плакала. Я никогда не плакала перед мужем. Зря, наверное. Наверное, надо было периодически рыдать мелодраматично, говорят, это помогает улаживать конфликты…
Увы, я не хотела. Я стала впадать в отчаянную злобу, и показывать ему свои слёзы считала недопустимым.
Но больше попыток поговорить я не предпринимала.
Разойтись мы с ним не могли. А некуда было расходиться. Квартирный вопрос лучше клея Момента склеивает разбитую семью.
И я стала мечтать и желать, чтобы муж нашел любовницу.
Я рассуждала так. Если муж полюбит кого-нибудь, сердце у него должно ведь размягчиться? И тогда он перестанет устраивать дома скандалы по пустякам? Утомленному и удовлетворенному мужчине ведь не до скандалов, рассуждала я наивно. И будет он приходить домой тихий, мирный, довольный, а мне больше ничего и не надо! Только тихие вчера, только сын с игрушками, только муж равнодушный. Пусть равнодушный, пусть …Только без ругани.
Я с усердием следила за его внешним видом, в надежде, что случится счастье и к мужу пристанет какая-нибудь девица.
Поэтому он должен быть аккуратным и привлекательным.
Однако муж любовницей никак не обзаводился. У него был другой объект страсти.
Он упрямо приходил домой и цеплялся к каждому моему вздоху и выдоху. И делал это с наслаждением. Роли распределились чётко. Я стала жертвой. Он палачом. И никакая любовница, вероятно, не доставила бы ему большей радости, чем домашний скандал…
Я продолжала терпеть, потому что надеялась, что и это пройдет. Перебесится и угомонится. И всё будет по-старому. Будет семья. Я не понимала, что стала жертвой, не хотела этого понимать. Иногда очень страшно смотреть на себя и видеть правду.
Я прожила в этом аду несколько лет. Приступы ярости сменялись приступами любви, как это бывает у психопатов. Бились мы исключительно на духовном уровне. Муж не дрался, нет, что вы! Видимо, ломка жены на ментальном уровне более приятна, чем раздача синяков. Следов никаких!
Конечно, я понимала, что развод будет, конечно, это не жизнь, но ради ребенка надо терпеть. У мальчика должен быть отец. Это так важно.
Я забивала голову этой фразой - у мальчика должен быть отец, должен, должен и я буду терпеть… Пока не увидела его глаза. Полные слёз и немого плача.
Той самой ночью.
Муж пришел поздно, сын уже спал. Я читала на кухне. Муж был навеселе. Он пришел после гаражных посиделок с друзьями. Пришел голодный. Потребовал макарон. Я молча поставила воду на плиту. Стал цепляться - не так смотрю, не так сижу, не так дышу. Я попросила говорить тише. Чтобы не разбудить ребёнка.
- Ребёнка? Да когда ты думала последний раз о ребёнке? Год назад? Вспомнила, мать…твою мать…
Я смотрела в лицо, перекошенное яростью. И я хотела его убить. Аккуратно так, тихо, бескровно. Стереть. Как ластиком стирают неудачный рисунок карандашом. Это был неудачный рисунок в моей жизни. Да.
И я взяла стакан с водой, стоящий на столе, и плеснула в это лицо. И сказала, успокойся, остудись, замолчи.
- А я спокоен, - заверил меня муж, повернулся к плите, взял кастрюлю с кипящей водой и одним движением швырнул всё содержимое мне на грудь. Аккуратно так, чтобы на лицо не попало….
Много лет прошло с тех пор. Мы давно развелись. Я больше не вышла замуж. Зачем?
У меня много подруг. Мы частенько собираемся в тесных женских компаниях и заводим разговор о мужчинах. С перечислением их достоинств и недостатков. И когда мне говорят, что самое страшное в семейной жизни - это измена мужа, я почему-то так не думаю.
Не измена.
Жестокость.
Вот что самое страшное в семейной жизни.
irina_sbor
Что может быть страшней измены мужа? (Прочитано 3081 раз)