Великая княгиня Мария Павловна (1890-1958) - дочь греческой принцессы Александры

[Миссис уксус]

1

Великая княгиня Мария Павловна (1890-1958) - дочь греческой принцессы Александры и великого князя Павла Александровича - младшего сына Александра III, двоюродная сестра последнего российского императора. Воспитывалась с братом Дмитрием в семье московского генерал-губернатора Вел. князя Сергея Александровича и его жены Вел. княгини Елизаветы Федоровны. Ее брат - Дмитрий Павлович - был одним из убийц Распутина. Сама она побывала и шведской герцогиней, и главой дома мод "Китмир" в Париже, и фотографом, и художником, после бегства из большевистской России жила в Лондоне, в Париже, в Америке, в Аргентине, умерла в 1958 году. В эмиграции написала две мемуарные книги - "В России" и "В изгнании".

Здесь отрывок из ее воспоминаний о детстве.
"Тетя Элла — великая княгиня Елизавета Федоровна — была старшей сестрой императрицы Александры Федоровны и одной из самых красивых женщин, каких я когда либо видела в жизни. Она была высокой и хрупкой блондинкой с очень правильными и тонкими чертами лица. У нее были серо–голубые глаза, на одном из которых было коричневое пятнышко, и это производило необычайный эффект.

 Даже живя за городом, тетя много времени и внимания уделяла своему внешнему виду. Она сама разрабатывала фасоны большинства своих нарядов, делая эскизы и раскрашивая их акварельными красками, и они замечательно смотрелись на ней, подчеркивая ее индивидуальность. Дядя, у которого была страсть к драгоценным камням, дарил ей много украшений, и она всегда могла выбрать то, что сочеталось бы с ее одеждой.
 
Детство мы, по сути, провели рядом с дядей: тетя Элла не проявляла никакого интереса ни к нам, ни к тому, что нас касалось. Казалось, ее раздражает наше присутствие в доме и то, что дядя к нам так привязан. Порой она говорила вещи, которые задевали меня.
 
Я вспоминаю один такой случай, когда она, одетая для загородной прогулки, показалась мне особенно красивой. На ней было обычное платье из белого муслина, но она сделала новую прическу — распущенные волосы были стянуты на шее шелковым черным бантом — и выглядело это изумительно. Я воскликнула: «Ах, тетя, вы прямо как с картинки из сказки!» Она повернулась к моей няне и сказала раздраженно: «Фрай, вам следует научить ее сдерживаться». И удалилась.
 
Из переодевания к обеду она устраивала настоящую церемонию, которая требовала много времени. Призывались камеристки, горничные и гофмейстерина. Батистовое белье с кружевами уже лежало наготове в корзине с розовой атласной подкладкой. Ванна была наполнена горячей водой, пахнущей вербеной. В ней плавали лепестки роз.
 
Готовых косметических средств в России в то время почти не было. Думаю, что тетя никогда в жизни не видела румян и очень редко пользовалась пудрой. Искусство пользования косметикой было неведомо русским дамам в ту пору, даже великим княгиням. Тетя Элла сама готовила лосьон для лица, смешивая огуречный сок и сметану. Она не позволяла летнему солнцу касаться кожи и всегда выходила на улицу в шляпе с вуалью и шелковым зонтиком с зеленой подкладкой.
 
После того как камеристки и горничные снимали верхнюю одежду, в которой она была днем, тетя запиралась в туалетной комнате одна. Отобранные чулки, обувь, нижние юбки и все другие предметы одежды согласно сезону были аккуратно разложены, и возле них ожидали служанки. Из соседней комнаты доносился плеск воды. Приняв ванну, тетя надевала корсет и открывала дверь. Тогда проворно подходили горничные, причем каждая занималась своим делом.
 
Когда процесс одевания был завершен, тетя внимательно оглядывала себя — обычно с удовлетворением — в трехстворчатом зеркале, установленном так, чтобы она видела себя со всех сторон. Последние поправки она делала собственноручно. Если наряд не удовлетворял ее по какой либо причине, она снимала его и требовала другой, который примеряла с тем же вниманием и терпением.
 
Одна из горничных делала ей прическу. Ногтями тетя занималась сама. Они у нее были удивительной формы, очень плоские и тонкие, далеко выступающие над кончиками пальцев.
 Когда маникюр был сделан, вечернее платье надето, наступала моя очередь участвовать в ритуале. Тетя говорила мне, какие драгоценности она собирается надеть, и я шла к застекленным шкафчикам, похожим на витрины в ювелирном магазине, и приносила то, что она выбрала.
 
Вскоре мой дядя, человек крайне пунктуальный, стучал в дверь и сообщал, что обед готов. Оба они целовали меня и уходили, а нас с Дмитрием кормили ужином рано и отправляли спать.
 Помню, как то раз, когда я еще была маленькой, я увидела тетю в парадном платье — величественную, с длинным парчовым шлейфом, сверкающую драгоценностями и ослепительно красивую. Онемев от восторга, я подошла на цыпочках и поцеловала ее сзади в шею, ниже изумительного сапфирного ожерелья. Она ничего не сказала, но я видела ее глаза, и от этого холодного, строгого взгляда мне стало не по себе.
 
Только однажды, в раннем возрасте я случайно узнала, что она бывает иной, непохожей на себя обычную. Заболев в Ильинском дифтеритом, я лежала в жару, и надежд на улучшение не было. Я погрузилась в странный мир фантазий, отвлекавший меня от страданий и похожий на удивительную книгу сказок. Перед глазами возникали яркие, прелестные видения, и мой дремлющий мозг пытался на них сосредоточиться. Трещины и пятна на потолке, если в них долго вглядываться, превращались в разнообразные картины на мягком сером фоне. То это был замок с башнями и подъемными мостами над рвами с водой, кавалькада въезжала в ворота, я видела рыцарей с соколами на запястьях и амазонок в длинных платьях, их шлейфы волочились по земле.

Потом это становилось озером, по которому плавали ладьи. Я видела очертания островов с высокими деревьями и проплывающие по небу облака. Однажды мне представилась высокая ограда, а за ней — великолепный дворец и прекрасные цветники. На ткани занавесок также возникали волшебные картины.
 
Все, что я видела, было так увлекательно и красиво, хотелось, чтобы это продолжалось бесконечно. Но как только кто нибудь подходил ко мне, видения исчезали. Приятные грезы сменялись моментами просветления, полного страдания и печали. Ночами я спала мало и плохо. Голова была тяжелой, горло стягивало, а в ушах стоял гул, как от полчищ невидимых мух. Сбоку, в комнате для игр горел ночник, и время от времени белая тень приближалась к моей постели.
 
Однажды, заслышав звук шагов, я взглянула из под ресниц и увидела склонившуюся надо мной тетю. Выражение ее лица изумило меня, она смотрела на меня с любопытством и тревогой. Она была такой размягченной, естественной. Мне стало неловко, словно я подглядела что то недозволенное.
 
Я пошевелилась. Ее лицо тут же приобрело прежнее выражение. И прошли годы, прежде чем мне снова довелось увидеть ее без привычной маски."

/Жить хорошо/


На фото: Вел. княгиня Мария Павловна.