62 года назад, в ноябре 1957-го в Милане, ...

[irinka5]

0

    62 года назад, в ноябре 1957-го в Милане, в издательстве Фельтринелли впервые вышел в свет роман "Доктор Живаго" Бориса Пастернака. А дальше началось...
НОБЕЛЕВСКАЯ ПРЕМИЯ
    Сегодня трудно судить, до какой степени фатальной оказалась для Пастернака осень 1958 года - присуждение Нобелевки за "Доктора Живаго", потом отказ от Премии, поведение коллег, друзей...
Но во всяком случае, похоже, эта осень отравила ему жизнь до самой кончины.
После радостной вести из Швеции он шлет ответную депешу: «Благодарен, рад, горд, смущен». Соседи по Переделкину приходят в дом с вином и поздравлениями. Жена уже заказывает портнихе платье для поездки в Стокгольм. И у них планы - передать деньги международному "Красному кресту".
И вдруг визит Федина, его давление, скандал в СП СССР, письма писателей Хрущеву как доносы: Пастернака гражданства лишить, выслать за границу.
Травля сделала свое. Он телеграфирует в Швецию: «В силу того значения, которое получило присужденная мне награда в обществе, к которому я принадлежу, я должен от нее отказаться, не примите за оскорбление мой добровольный отказ».
"Добровольный отказ"?.. Там и не приняли "за оскорбление", там все поняли.
Покинул ли бы Борис Леонидович советскую Россию? Кто знает. От покойной Наташи Пастернак я не раз слышал - хотел уехать. Но Зинаида Николаевна не пожелала "оставить родину", а сын Леня предпочел остаться с матерью.
Наверное, Пастернака могли вытолкать силком, если бы не звонок Джавахарлала Неру, не его хлопоты перед Хрущевым.
В знак примирения с властью он подписал все, что требовали, то есть, такие тексты, где нет ни одной его строчки.
И с этим унижением, с этим сознанием насилия над волей жил все дальнейшие годы...
Медаль Нобелевского лауреата вручили сыну Бориса Леонидовича через три десятилетия, в Стокгольме, в 1989 году.
Anatoly Golovkov

[irinka5]

Стояла зима.
Дул ветер из степи.
И холодно было младенцу в вертепе
На склоне холма.
Его согревало дыханье вола.
Домашние звери
Стояли в пещере,
Над яслями теплая дымка плыла.
Доху отряхнув от постельной трухи
И зернышек проса,
Смотрели с утеса
Спросонья в полночную даль пастухи.
Вдали было поле в снегу и погост,
Ограды, надгробья,
Оглобля в сугробе,
И небо над кладбищем, полное звезд.
А рядом, неведомая перед тем,
Застенчивей плошки
В оконце сторожки
Мерцала звезда по пути в Вифлеем.
Она пламенела, как стог, в стороне
От неба и Бога,
Как отблеск поджога,
Как хутор в огне и пожар на гумне.
Она возвышалась горящей скирдой
Соломы и сена
Средь целой вселенной,
Встревоженной этою новой звездой.
Растущее зарево рдело над ней
И значило что-то,
И три звездочета
Спешили на зов небывалых огней.
За ними везли на верблюдах дары.
И ослики в сбруе, один малорослей
Другого, шажками спускались с горы.
И странным виденьем грядущей поры
Вставало вдали все пришедшее после.
Все мысли веков, все мечты, все миры,
Все будущее галерей и музеев,
Все шалости фей, все дела чародеев,
Все елки на свете, все сны детворы.
Весь трепет затепленных свечек, все цепи,
Все великолепье цветной мишуры…
…Все злей и свирепей дул ветер из степи…
…Все яблоки, все золотые шары.
Часть пруда скрывали верхушки ольхи,
Но часть было видно отлично отсюда
Сквозь гнезда грачей и деревьев верхи.
Как шли вдоль запруды ослы и верблюды,
Могли хорошо разглядеть пастухи.
— Пойдемте со всеми, поклонимся чуду,-
Сказали они, запахнув кожухи.
От шарканья по снегу сделалось жарко.
По яркой поляне листами слюды
Вели за хибарку босые следы.
На эти следы, как на пламя огарка,
Ворчали овчарки при свете звезды.
Морозная ночь походила на сказку,
И кто-то с навьюженной снежной гряды
Все время незримо входил в их ряды.
Собаки брели, озираясь с опаской,
И жались к подпаску, и ждали беды.
По той же дороге, чрез эту же местность
Шло несколько ангелов в гуще толпы.
Незримыми делала их бестелесность,
Но шаг оставлял отпечаток стопы.
У камня толпилась орава народу.
Светало. Означились кедров стволы.
— А кто вы такие? — спросила Мария.
— Мы племя пастушье и неба послы,
Пришли вознести вам обоим хвалы.
— Всем вместе нельзя. Подождите у входа.
Средь серой, как пепел, предутренней мглы
Топтались погонщики и овцеводы,
Ругались со всадниками пешеходы,
У выдолбленной водопойной колоды
Ревели верблюды, лягались ослы.
Светало. Рассвет, как пылинки золы,
Последние звезды сметал с небосвода....

Моё мнение: Вот зря не уехал. Продлил бы себе жизнь и творчество...

[Akita]

Бунин уехал и что ?