Весело, уверенно вглядывается девочка Даша в будущую жизнь. Взрослая Дарья Геннадиевна Шпаликова идет по жизни очень трудной дорогой. Дочь актрисы Инны Гулая, необычайно ярко и столь же коротко блеснувшей на кинонебосклоне, и Геннадия Шпаликова, поэта, драматурга, режиссера, одного из самых ярких талантов поколения шестидесятников – Даша окончила мастерскую Сергея Бондарчука во ВГИКе, сыграла главную роль в фильме Светланы Проскуриной «Детская площадка». Но потом ее жизнь сложилась сложно и драматично. Возможно, повлияла трагическая гибель родителей, но уж так произошло…
Предлагаемые тексты практически не редактировались – это живой, искренний голос Даши, и он доносит нам образы живых людей, сохраненные памятью талантливого человека.
Кинорежиссер Юлий ФАЙТ
***
Был месяц март, таял снег, слякоть, мартовское солнце, весна или зима еще, холодно…
У меня в марте день рождения, и чаще всего я его не отмечаю, так как не люблю этот день, а тут Неупокоев, знакомый по институту, приехал из Минска, и настойчиво уговаривал отметить этот день. Я тогда согласилась, так как еще Катерина Сергеевна Васильева, знакомая родителей, и Файт, друг отца, поздравляя меня по телефону, сказали: «Можно к тебе прийти?» Я обалдело ответила: «Можно».
– Нет, если ты не хочешь, мы не придем.
– Приходите.
Неупокоев пришел, ничего не подозревая, выпить и расслабиться, я купила сухое вино три или четыре бутылки и торт, и еще чего-то, не помню. Неупокоев утверждал, что он похож на Пастернака, его даже пробовали на эту роль, но не взяли, я ему говорю: «Слушай, тут должен прийти друг отца Файт и Катерина Сергеевна, прикинь?» Он стал накрывать на стол, попросил меня сходить к соседям за штопором, я сходила.
Пришел Файт, стал рассказывать, что не может жить в Москве, что в основном живет на Николиной Горе, что у него четверо внуков, кажется, что жизнь в городе ужасная. Звонок в дверь, я начала волноваться, пришли Люба и Митя, сын Катерины Сергеевны, они внесли огромный пирог, я и Неупокоев обалдели, ну все сели за стол, но никто не ел и не пил, все ждали Катерину Сергеевну.
А у меня была огромная собака, терьер, Грэм, ему было тогда года четыре или пять, и ему незадолго до марта стаффорд порвал горло, он еле выжил. Я его все лечила и лечила, вызвала ему врача гомеопата, он написал схему, выписал лекарства, и на бумажке написал то, что я говорила, на что жалобы. Неупокоев нашел эту бумажку и стал вдруг смеяться: «Нервный, боится, когда открываешь зонтик, машин, дождя, боится людей, собак, выходя на улицу, ищет врага…» Ну что тут смешного? Грустно, больная собака, а им смешно.
Звонок в дверь, открываю и вижу Катерину Сергеевну с протянутой рукой, а на ней огромная кость с мясом, а за ней стоят Батюшка и матушка, я схватила Грэма за ошейник, так как он стал прыгать за костью, Катерина Сергеевна говорит: «Что ты схватила кость, дай ему». – «Ему нельзя, он подавится, он не умеет грызть кости, она застрянет у него в горле». – «Какой ужас ты несешь». – «Нет, я не дам ему кость». – «Батюшка, благословите». – «У меня собака, понимаете, не умеет грызть кости, ему нельзя, он болеет». Все смеются. «Батюшка, у меня предчувствие было, что вы придете, спасите».
Все сидели за столом, Катерина Сергеевна сказала: «Файт, это друг семьи, это – Игорек; по-моему, Даша стала лучше, да, отец Владимир?». – «Да-да, Люба, а где ты научилась так пироги печь?» – «В Бегоции». – «Какая молодец, умница».
Неупокоев дико смотрел и улыбался, а может, не дико, дико смотрела я, потом мне освятили квартиру. Потом отец Владимир и матушка Нина уехали. Файт и Катерина Сергеевна говорили о чем-то своем, Митя и Люба – о своем, Неупокоев попивал почему-то чай, а не сухое, а я курила на кухне, резала мясо от кости и давала Грэму. Пора было расходиться. «Даш, скажи что-нибудь, ты весь вечер молчишь». А Файт ушел, и вместо «Юлик» Катерина Сергеевна ему сказала: «До свидания, Паша». Он говорит: «Я не Паша», и Катерина Сергеевна рассмеялась «Ну да, Юлик». «Даш, скажи что-нибудь». – «Когда у меня в жизни бывают тупиковые моменты, я звоню Катерине Сергеевне, все рассказываю и делаю, как она советует, а может, хватит так жить, – спрашиваю я саму себя, – делать так, как хочу я, не звонить… ну, вы не поймете». – «Ну, почему, мысль понятна», – сказал Неупокоев. «А почему ты ничего не говоришь о Любе?» – спросила Катерина Сергеевна. Я говорю «Спасибо, что приехали» и Мите и Любе. «Ну, мы пошли, наверное, проводите нас на улицу». Мы с Неупокоевым и все вышли к подъезду, они были на машине. Расцеловались, и они сели в машину. «Чао, бамбино», – сказал Митя. – «Спасибо вам». – «Пока-пока, я специально тебе не сказала про Батюшку, а то бы ты сильно волноваться стала, да?» – «Да».
Грэм тянул меня куда-то, и я пошла с ним гулять. «Игорек, помоги ей там убраться, – сказала Катерина Сергеевна. – Ну, все, мы поехали».
Мы сидели с Неупокоевым на крохотной кухне, Грэм сидел с нами, вернее, лежал, пили сухое вино, я говорю: «Знаешь, когда-то я так же поступила с мамой». «Как – так же?» – спросил Неупокоев. «Вот, ее выписали из больницы, в плохом состоянии, я позвала священника, ее не спросила, хочет ли она этого или нет, ничего ей не сказала, привела его и он освятил ей квартиру, она молчала, только спросила меня: «Зачем ты это сделала?» – «Мам, я как лучше хотела». – «Ну и что?» – «Ничего, это ей не помогло. Вскоре она умерла». – «Это не оттого, что квартиру освятили».– «Не знаю, отчего, просто совпадение, наверное». – «У тебя мысли мрачные, мне они все понравились, очень милые люди».• Шпаликов работает. Фото И.ГУЛАЯ
***
В КОМНАТЕ С БЕЛЫМ ПОТОЛКОМ И БЕЛЫМИ ЗАНАВЕСКАМИ, С ВИДОМ НА ДЕРЕВЬЯ И ЛЕТО И ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
Я вспомнила, как однажды ездила в Печоры. Случилось это неожиданно. Катерине Сергеевне нужно было съездить в Печоры, а я говорю: «Можно я вас провожу?» Она согласилась. У меня была тогда собака, спаниель Чарлик, мне его подарили подруги с целью приучить к дому, чтобы я привыкла, так как я совершенно не могла выносить одиночество и пустую квартиру. Чарлика я пристроила на два дня и умоляла кормить его и гулять с ним, сказала, что век не забуду и что угодно для них сделаю.
С какого вокзала ехать, я забыла, ехать сутки. С Катериной Сергеевной так здорово и спокойно было ехать, я ходила в тамбур курить и думала о хорошем. Зато со мной было, наверное, не очень спокойно. К.С. говорила: «Что ты сорвалась ехать, побыть там ты не хочешь, только устанешь». А мне нравилось очень ехать в поезде, я говорю: «Я просто подъеду и уеду обратно, мне нужно». Остановиться она хотела у одной бабульки, я ее тоже знала, хотела ей купить что-нибудь из продуктов и купила перец зеленый. Глупо. Она его когда взяла, говорит: «А это что такое?» Но когда мы приехали, ее не было дома, дверь была заперта, пошли искать ее в церковь. Там Псково-Печерский монастырь, пещеры, в которых жили подвижники, помню, все брали оттуда песок, он был какой-то целебный.
Я пошла искать бабушку в маленькую церковь, вошла, а там все сидят на стульях, некоторые привязанные, некоторые лают, некоторые воют, кряхтят, вообще страшновато. Я бабушку нашла, или К.С., не помню. У бабульки в доме было уютно, печка, иконы, стол со скатертью, салфеточки. Вечером я поехала до Пскова и оттуда до Москвы. На душе у меня стало легче почему-то, Чарлик был жив-здоров, я его забрала и уехала на Масловку. Ехала в троллейбусе и повторяла: «Все пройдет, как с белых яблонь дым, а что делать, если человек не живет, а мучается, тут куда угодно уедешь, все пройдет, и так долго все, так никому не нужно это мучение».
***
МАЛЕНЬКАЯ ХРОМАЯ СОБАЧКА ЖИВЕТ ГДЕ-ТО И ДАЖЕ НЕ ДУМАЕТ, ЧТО ОНА ВООБЩЕ НИКОМУ НЕ НУЖНА…
Город Коломна, Ново-Голутвин Свято-Троицкий женский монастырь. Мы приехали туда летом с почти незнакомой женщиной из Донского монастыря на экскурсию, пожить пару дней. Там так приятно, когда приезжаешь, надо взять благословение у Матушки Игуменьи. Вот она вышла, осмотрелась, посмотрела на меня – психическая? Не совсем… Я подошла под благословение.
– Как зовут?
– Даша.
– Дарья, ну, иди, помолись, – и благословила.
Там почитали святую Ксению Петербуржскую, был нижний храм в ее честь, была часовенка в ее честь. В общем, Матерь Ксения, моли Бога о нас. Я стояла в церкви, пел женский хор, девчонки все молодые, есть очень даже красивые лица, все в черном, ничего не раздражает, не напрягает. Вот только вскоре захотелось покурить, я вышла, пошла за ворота, за кусты, все дальше от монастыря. Стою, курю, вдруг бежит та женщина, с которой мы приехали, и кричит: «Брось сигарету, не позорься, кому говорю». Я отошла назад, она ко мне, схватила за руку, я – ее за руку, сигарета во рту, другой рукой держу, она что-то кричит, короче, мы подрались и так дерущиеся вошли в монастырь. Нас разняли сестры. Я объяснила, почему так, она говорит: «Не обращай внимания».
После службы мы пошли в вагончик такой строительный, там кормили завтраком, обедом и ужином. Телефон был в корпусе Матушки, и надо было у нее брать благословение позвонить. Я подошла, а она говорит: «Куда звонить будешь, на Луну?». Я говорю: «Благословите». Она не благословила. «Иди, – говорит, – помой луночку возле часовни Ксении». Там камнями выложен маленький водопад и стоит часовня. Я мыла добела, мыла долго, пока не подошла сестра Наталья. «Чисто уже, – говорит, – хватит».
***
У меня была бабушка, мамина мама, Людмила Константиновна. Когда я говорила: «Люда, давай я буду называть тебя бабушкой?» – она говорила недовольным голосом: «Как хочешь, так и называй, вот ты в детстве меня называла Людочка, Людочка». Я говорю: «Ну, давай – баба Люда».
– Какая я тебе баба, грубо это звучит, и вообще, еще Гена говорил: чего она такая вредная, маленькая, а вредная, ты вот и сейчас вредная.
– Ну ладно, я буду говорить Люда, нормально?
– Нормально. У тебя все «нормально» – в обратном смысле.
– Как это?
– Да так, какого типа прописала, он же мог квартиру отобрать. Все раздаешь, душа нараспашку, а в итоге все подруги замуж вышли, устроились, а ты не у дела. Ты зачем вот скатерочку прожгла? А?
– Я не специально, прости.
– Неряха ты.
– Людочка, ну пожалуйста, и так тошно.
Я заплакала, Люда, мне показалось, успокоилась сразу.
– Плакса.
Люда была женщина строгая, но иногда ее прорывало на сентиментальность, например, она начинала ласковым голосом: «Дашенька, милая моя Дашенька, на кого я тебя оставлю, на кого?»
– Да ладно, еще неизвестно, кто раньше умрет.
Как-то я осталась у нее ночевать, мы лежим в темноте и – безнадежность. Вдруг Люда изрекла: «Даша, а Дима похож на Иисуса Христа».
Я обалдела и думаю.
– Да, – говорю, – похож, да не про нас.
Она все хотела пожить для себя, а тут я невменяемая, то в деревню уеду к священнику жить, то к ней приеду с огромной собакой в двенадцать часов ночи и прошу денег на такси, то поселилась у нее со своей подругой Наташей.
– Покоя от тебя нет.
– Да ладно, мы ненадолго.
– Даш, а ты случайно не выпиваешь? Смотри, ни в коем случае, Гена от этого погиб и Инна, смотри ни в коем случае, не выпиваешь?
– Нет, что ты, Людочка, я не пью вообще.
– Вот Гена, все друзья-товарищи, они его погубили. А Инночка, моя любимая доченька – голос надрывается – пришла ко мне пешком из Черемушек в длинной юбке, стильно так одетая, какой-то сценарий в руках, и пошла на балкон. Говорит: «Мама, я никому не нужна, понимаешь?». Потом выбежала, а напротив дом, 16-этажка, она на последний этаж поднялась и опять на балкон встала, я скорую вызвала, а скорая – психиатра, и увезли Инночку, зачем я это сделала, никогда себе не прощу, она молча так на них смотрела, потом вдруг смеяться стала и строчки какие-то из сценария читать.
– Да хватит уже, – не выдержала я.
Люда до самой старости следила за собой, и была женщиной приятной во всех отношениях, чисто внешне, хотя скандальной, если ей что-то не нравилось, например, я или соседка Галька, она действовала: к примеру, вызвала мне милицию за то, что я сидела на лестнице и пела: «Богородица, Дева, радуйся, благодатная Мария, Господь с Тобою и так далее». А пела я, так как мне казалось, что только это мне поможет.
***
ЖЕНЯ
Посвящается разведчице Мата Хари.
Мата, видишь – темнота, Мата, слышишь – тишина, Мата, чувствуешь – пустота
Ну, когда же конец, мне он нужен очень
Ах, забыла в ванной мыло и Марсель Париж
Моды, глаза, нет – пустота
Женя мне подарила это стихотворение, мне оно очень нравилось. Женя была гениальная актриса, к тому же она классно пела джаз в театре Сфера. Я ее ждала после спектакля с сахаром, у нее не было сахара или кофе, и мы шли медленно по улице в темноте, и Женя рассказывала. Она тут же без перехода переключалась из мира театра в реальность.
Женя мне подарила куртку летчиковую – кожанку, а я ей пальто черное. Как-то мы так шли, Женя вся в черном, а я в кожанке и в черных брюках, бабульки сидели на скамейке около дома, и вдруг: «Девчонки, а что случилось-то, а? Что у вас случилось?» Женя не могла молчать, она ответила своим низким голосом: «У нас ничего не случилось, а у вас что случилось?»
При виде храма Женя всегда крестилась и говорила: «Господи, помилуй».
Холодное зимнее утро, отец надевает тулуп, берет мой школьный портфель и хлопает дверью. Все думают, что он пошел пить пиво или бродить по городу. Он идет на почту-телеграф, прочитывает от и до все объявления: «разыскивают какого-то человека узбекской национальности», «открыт бассейн, вход только по абонементам», «срочно нужен сторож в школу» и т.д. Он заходит на почту: «Девочки, доброе утро! С праздником!» – «С каким?» – «Скоро Новый Год, что ли так. Я у вас письмо напишу, а то дома не сосредоточишься». – «Пишите». Он берет телеграфные листы и пишет наброски к новому сценарию, стихи, просто свои мысли, придумывает что-то свое, остров Диксон и что там происходит, начало к сценарию «Ты и я». Выходит на мороз, солнце режет глаза, в портфеле новый сценарий, он подходит к палатке, берет пиво, в кармане луковица, да, луковица, он очень любит пить пиво и есть луковицу.
«Рановато вы начинаете, только десять утра». Потом он едет на Мосфильм со сценарием, к примеру, «Девочка Надя, чего тебе надо». Сценарий о женщине молодой, ее выбирают депутатом района, там еще момент есть, как пьющий Алексей выбрасывается из окна. Надежда объявляет субботник, так как во дворе огромная свалка мусора, жители окрестных домов лениво идут, садятся, переговариваются, кто-то принес магнитофон. Надежда первая залезает наверх и начинает складывать мусор в контейнер, и тут какой-то придурок льет бензин и, чтобы не марать руки, поджигает мусор. Надежда не успевает выбраться из пламени и погибает. Это только начало сценария, там много разного. Сценарий не берут в производство: «О чем ты, Гена?» – «О человечестве». Не берут и «Прыг-скок, обвалился потолок».
«Снег хрустит, солдат грустит, на заснеженном заборе галка черная сидит…»
Писать в стол… Отец часто пропадал в гаражах около дома, у него там были друзья, он принес один раз из этих гаражей огромную банку маринованных огурцов, за что его ругали, американский флаг, и с ним вошел какой-то мужчина. Они хотели сварить пельмени, но Людмила Константиновна, всегда державшая наготове святую воду, вмешалась, с порога сказав: «Гена, можно я побрызгаю вас святой водой?» Они в растерянности согласились, но приятель отца как-то быстро ушел, а Люда ходила по квартире, прижав к груди бутылочку со святой водой, она всех ею брызгала и держала наготове.
Мама вышла из подъезда, очень красивая, с густой длинной косой, в платье, она ехала на Мосфильм просить работу. А я стояла у подъезда и ждала Люсету с шестого этажа, она со мной была, когда я оставалась одна дома. Люсета – странное имя, я ее не помню, она мне решала математику и объясняла какие-то уроки, я поняла, что у нее спокойно в доме и быт устроен так здорово.
А у нас дома была разруха, хотя были старинные подсвечники, шкаф красного дерева, старинное зеркало до потолка, но быт был неустроенный какой-то. Наверное, у кого есть дом – завидуют бездомным, а у кого нет дома – завидуют тем, у кого есть дом, а может, и нет.
Дарья ШПАЛИКОВА
«Экран и сцена» № 8 за 2014 год.
" Такая вот фигня..." Дарья Шпаликова -талантливая и несчастная (Прочитано 4307 раз)
Похожие темы (5)
