" Песня о друге " была написана Высоцким для фильма Станислава Говорухина " Вертикаль ". Толчком к ее созданию послужила история, рассказанная консультантом фильма, альпинистом Леонидом Елисеевым о его подъеме по северному склону Главного Кавказского хребта в 1955 году.
Вспоминает Леонид Елисеев :
" Написание песни " Если друг оказался вдруг..." произошло почти на моих глазах и я, можно сказать, единственный тому свидетель. Было это в самом начале съемок к/ф " Вертикаль ". Мы несколько часов поговорили с Володей . Говорили на разные темы, но большей частью, конечно, о горах, об альпинизме. Володя спросил :
- А тебя-то что именно привело в горы ?
Трудный вопрос, непросто на него ответить - очень личное объяснение у каждого. Я ответил, что это и притягательность горных красот, которые, невозможно, однажды увидев, покинуть навсегда. Что альпинизм дает переоценку всему, что нас окружает в обыденной жизни, чем мы пользуемся, принимая все прекрасное как должное. Ну а главное - это преодоление многих сложностей, связанных с риском, что требует от каждого восходителя силы, ловкости, мужества и больших волевых качеств. В альпинизме, как ни в каком другом виде спорта, проявляются личные качества человека; здесь можно увидеть, кто есть кто и посмотреть на себя в сложных условиях. И чем трудней и трагичней ситуация, тем глубже проявление моральных и волевых качеств человека.
Как пример всему вышесказанному, я рассказал ему один случай, который произошел с группой, где я был руководителем. История простая. Летом 1955 года мы совершали обычное спортивно-тренировочное восхождение на вершину Доппах в Дигории. Я шел руководителем, в группе было шесть человек - три связки : Елисеев-Ласкин, Морозов-Иванова, Гутман-Кондратьев. Все шло нормально.
На пути надо было преодолеть сложный ледовый склон. Я в то время неплохо владел ледовой техникой и решил все три двойки связать в одну связку, чтобы только первый шел с нижней страховкой.
Но у гор " его величество случай " всегда в запасе, и события приняли непредвиденный оборот. Быстро прошли ледовый склон, вышли на скалы - 80-метровый бастион, за которым был выход на гребень. Метров через 40-50 я организовал надежную страховку за скальный выступ - точнее, за огромную скалу-монолит, заснеженную по бокам,- принял к себе идущего вторым Ласкина, своего старого напарника по связке. Я продолжал подъем, Ласкин страховал меня снизу. Пройдя несколько метров, услышал душераздирающий крик. Я оглянулся и увидел, что верхняя часть скалы, на которой держалась вся наша страховка, медленно отходит от стены - видно, пришло ее время упасть. Кричал Ласкин : он совсем, похоже, потерял голову от происходящего и ничего не предпринимал, хотя стоял рядом, вполне мог бы сбросить с отходящей скалы наши веревки - и все было бы нормально.
Меня охватили гнев и досада : так нелепо, без драки, без ожесточенной борьбы, надо погибать. Сейчас скала сорвет Ласкина, он - меня, я - остальных, если не выдержит страховка. Подо мной было около 70 метров пройденной скальной стены. Шансов уцелеть никаких.
Ласкина сорвало, веревка между нами натянулась. Но руки у меня были сильные, видно так инстинктивно вцепился в гребень, что, когда меня все-таки сорвало, гора выстрелила мной, как катапульта, и я пролетел над пройденной скальной стеной, не задев ее. Это дало мне шанс на спасение. Пролетев в свободном падении более ста метров, я
" приледнился " на только что пройденный ледовый склон, но падение продолжалось почти с той же скоростью, только сильные рывки от срыва Морозова и Ивановой несколько замедлили движение. Вот еще несколько рывков - это вылетали наши ледовые крючья, они все же делали свое дело, гасили скорость.
Все, кроме меня и Ласкина были в кошках - они временами впивались зубьями в лед и опрокидывали, кувыркали, хлестали тела о склон. Особенно неудачно падал Слава Морозов. Мы с ним какое-то время летели параллельно, и, видя его падение, у меня не оставалось надежды, что он будет жив. Сорвало пятерых. На шестом, Леше Кондратьеве, веревка оборвалась, и он остался один посередине ледового склона, без страховки. Но в тот момент никто из нас, конечно, этого не заметил.
Последний рывок был настолько сильным, что в течение нескольких минут я не мог отдышаться. Когда я наконец приподнялся и осмотрелся, то увидел картину, на которую, как говорится, без слез и смеха трудно было смотреть : все стонали и охали, стараясь как-то высвободиться из веревок и снега, в который их с силой впечатало. Шевелились все, кроме Славы. Он лежал на спине, головой вниз по склону, стекла в очках были выбиты. С трудом освободившись от веревок - пальцы не работали, - я подошел к нему, приподнял за плечи, чтобы развернуть его головой вверх, и в этот момент он приоткрыл глаза и сказал : " Ну вот, и конец экспедиции ". Правда, выразился он немного иначе, но для меня его слова прозвучали не как конец, а как победный сигнал к жизни. Слава жив, все живы !
Все живы ? Нет, нас только пятеро. А где шестой ? Не хватало Леши Кондратьева. И как же полегчало на душе, когда, посмотрев вверх, я увидел его на середине склона, целого и невредимого. Он стоял неподвижно и смотрел вниз, еще не осознавая, что произошло. Мне трудно представить, что чувствовал Леша, глядя на наше падение, но точно знаю, что его переживания были намного сильнее наших.
У Гутмана были повреждены обе ноги; у Ивановой разбита голова и разодрана кисть руки, сильно побито все тело. Ласкин внешне выглядел нормально, но что-то у него случилось с головой, он заговаривался, речь была бессвязной. Сильнее всех пострадал Слава. Он не мог двигаться, надо было его транспортировать. Сделать это сами мы не могли.
К вечеру пришли спасатели. О самой транспортировке, которая проходила в относительно несложных условиях, я Володе не рассказывал. Хотя люди вели себя там по-разному ...
После продолжительной паузы Володя спросил : " А что было со
Славой ? " Я ответил, что у Славы серьезных повреждений не оказалось, он довольно быстро поправился и через месяц отработал одну смену инструктором в альплагере. Следующий сезон он отходил очень удачно, а в 1957 году погиб на Ушбе.
Вот такую историю рассказал я Высоцкому. Конечно, разговор шел
иначе : он уточнял детали, переспрашивал непонятное. На следующее утро ко мне в номер влетел радостно-возбужденный Володя :
- Давай быстрей спускайся ко мне.
Я быстро оделся и спустился. На журнальном столике лежал мелко исписанный листок со стихами. Володя сидел и смотрел на меня, слегка пригнувшись к гитаре. В этот момент мне показалось, что он внутренне готовится к прыжку. И наконец, ударив по струнам, он запел :
" Если друг оказался вдруг
И не друг, и не враг, а так ..."
Е.Смекалкина
" Песня о друге " была написана Высоцким для фильма Станислава Говорухина " Верт (Прочитано 818 раз)