ТАК НАЧИНАЛАСЬ ТА ВОЙНА…

[КуБиК _ РуБиК]

4

ТАК НАЧИНАЛАСЬ ТА ВОЙНА…



«Сильно мы Господа прогневали, много и страшно нагрешили, надо всем молиться, а это значит – вести себя достойно на земле, и, может быть, Он простит нас и не отвернет Своего милосердного Лика от нас, расхристанных, злобных, неспособных к покаянию».
Виктор АСТАФЬЕВ
Из письма 1 марта 1995 г.


В 1941 ГОДУ…
(Из воспоминаний)

Выгнанный из домов для эвакуации народ уже несколько часов, изнывая от жары, ожидал обещанные местной властью грузовые машины. Но они проезжали все время мимо, загруженные до предела различными ящиками и мебелью, окутывая ожидавших густой пылью. На некоторых грузовиках корчились, бились безсильными головами об острые углы груза раненые красноармейцы. Народ жалостливо провожал их глазами и тяжело вздыхал. Щемящей безнадежной тоской сжимались сердца людей. С запада, с горячим смрадным ветром и заревом пожаров, глухим сливающимся гулом, надвигалось чудовище – фронт.
Растянутые далеко по шоссе, колонны измученных голодных бойцов, отступая, уныло плелись, кляня своих военачальников. Они жадно набрасывались на подаваемый жителями хлеб и скудную еду. Садились под деревьями, стаскивали разбитые в походах сапоги, разматывали заскорузлые от крови, зловонные портянки; наскоро обматывали стертые ноги обрывками тряпья, поданные сердобольной женской рукой, и шли дальше, сливаясь с серой лентой шоссе.



Смахивая рукой слезы, женщины крестили их вслед, бережно завязывали в платки измятые, пропитанные потом рубли, данные бойцами на церковные свечи и приписывали к бумажке «о здравии воинов» – новые имена.
Минул полдень, а машины всё еще не было. Люди постепенно расходились по домам, чтобы поесть, захватить забытые в суматохе вещи и еще раз окропить слезами порог, прощаясь с родным жильем.
Солнце спешило к закату, когда, наконец, появилась первая машина для живого груза, но она почти доверху была загружена каким-то багажом.
– Эй вы, тетки, – у кого немного вещей – забирайтесь наверх, – крикнул в толпу сержант в форме пограничника. Он сдвинул на затылок фуражку и вытер рукавом красное, потное лицо. От него сильно несло спиртным перегаром.



Подхватив узлы, женщины бросились к грузовику. Сержант сел на ящик, закурил. Сплевывая, он наблюдал за погрузкой.
– Стой, – крикнул он вдруг, – что это у тебя, бабка, в руках?
Старуха, которую женщины подсаживали наверх, остановилась. На одной руке у нее болтался узелок, другой она прижимала к груди небольшой образ Николая Чудотворца.
– Куда ты прешь с иконой, – заорал, багровея, сержант, – брось ее, иначе не пущу тебя на машину.
Старуха только крепче прижала образ к груди.



За нее заступились: «Возьми ее, товарищ командир, что тебе, ведь старая она…».
«Загрузит она тебе всю машину иконой, что ли… Чего издеваешься над старой женщиной…» – раздались крики со всех сторон. Но, желая показать свою власть, сержант заупрямился: «Нет, пусть она бросит икону, тогда пущу». – «Возьми, родимый, пожалей старуху, ей к сыну надо, раненый тот» – урезонивала его пожилая женщина, уже погрузившаяся в машину.
«Сказал не возьму с иконой – значит не возьму». – «Да чего ты уперся как бык – не возьму – вспомни, чай и у тебя мать есть».
– Его  c.у.к.а  принесла, – крикнул кто-то из толпы, – разве он человек… – Сержант вскочил на грузовик, пихнул ногой чей-то узел, выбросив его за борт.
«Догружай машину, нет у меня времени возиться с вами. А кто еще слово скажет, спущу отсюдова», – и он заметался по грузовику, перешвыривая котомки и узлы, толкая сидящих и как будто пьянея от этих ненужных движений и злости.
«Чего расселась, – грубо толкнул он немолодую женщину с ящика. – Не видишь тут написано “осторожно” – глаза повылазили…» – «У меня не повылазили, а вот ты свои водкой залил», – отрезала та. – «Заткни глотку», – обдал ее перегаром и потоком брани сержант. На лбу его надулись жилы.
«С таким зверюгой ехать, так лучше от греха сойти», – сказала та, собрав свои вещи и спускаясь на землю. За ней слезли еще несколько.



Сержант, расставив ноги, раскачивался на узлах, делая вид, что не замечает их ухода. Его стеклянные, суженные злостью глаза забегали по толпе и остановились вновь на старухе с иконой. – «Держи крепче свою деревяшку, бабка, – крикнул он с издевкой, – что, думаешь она тебя спасет от немцев и бомб…» – «До сих пор от зла и бед спасал меня Николай Угодник и впредь не оставит грешную», – спокойно сказала старуха. Тот несколько секунд пристально оглядывал ее с головы до ног.
Видно было, что ее спокойствие изводило его больше, чем громкие укоры других и он подбирал ответ, который мог бы оскорбить ее. – «А я плевать хотел на твою деревяшку, бабка». – «Отвяжись от нее, супостат, – закричали женщины, – чего издеваешься, хочешь сам не верь, а Бога не тронь, погоди попадешь на фронт – сам накрестишься».



Сержант так засквернословил, что люди шарахнулись. – «Попадет такой на фронт… Ему только со старухами воевать», – говорили в толпе.
«Подай Господи», – кривляясь, непристойно кланялся солдат старухе. – «Совести и разума красным командирам», – докончила та. Сержант опешил. Оглянув людей, он скрипнул зубами. Потом рванул кобур, выхватил наган. – «А ну, бабка, попробуй, спасет ли тебя теперь твой угодник».
«Стой, стой, окаянный, убьет, проклятый с пьяных глаз, – кричали, заметавшись кто куда, люди. – Уйди, бабушка, сюда, бабушка, ложись за ящик». Но старуха не двинулась с места. Ее сгорбленный годами стан выпрямился.
Залучившимися глазами она смотрела на дуло револьвера.



Народ глядел на целящегося сержанта, на старуху с иконой у груди и слышал биение своих сердец… И в эти томительные остановившие дыхание секунды всех охватил, сковал какой-то ужас и люди увидели отпечаток того же сверхъестественного ужаса на лице сержанта, в его побелевших глазах.
Из глубины прозрачного неба шел, нарастая, шипящий свист… Поваленных на землю людей обдало горячим смрадом взрывом и клубами пыли. Подняв от земли головы, народ увидел разнесенный в щепки грузовик. Старуха стояла, как окаменелая, но невредимая. У ее ног лежала оторванная рука в набиравшем кровь рукаве защитного цвета… Пальцы царапали землю, как будто хотели доползти до нее, потом впились в траву и застыли…
Это был один из двух первых снарядов, разорвавшихся в тот день в местечке. Непрерывный обстрел находившегося там военного завода, немцы начали на другой день.
Л.Н.

«Бюллетень связи монархической молодежи». Издание Инициативной группы Монархической Молодежи во Франции. № 4. Париж 1950. Февраль. С. 4-5.

[User]

Почтальону    
Но ненавижу такие дебильные рассказы. Всё описал: и портянки, и бабку с иконой. Всех стравил! Да ,хрен тебе! Сам-то на войне был этот писака из"монархической молодежи"  или всю войну просидел в кабаках Франции ,сданной Петэном фашистам ? Уверена,что сидел под фашистами!
 Ну,конечно, все красные командиры гады , а войну выиграла сраная "монархическая молодежь".Предки этой "молодежи" тоже поди пороли таких бабок на конюшне ! Молчали б лучше !
 
писи А Витя Астафьев пусть кается, если ему есть за что. А мои в войну воевали,как вся страна, и работали по 2 смены-как вся страна, и на лесозаготовки ездили, как вся страна  и жили как все, работали всю жизнь честно и не срали на свою Родину. Нам каяться не за что ничего .