Великие поэты. Алишер Навои
Об Алишере Навои достаточно рассказать одну из многочисленных притч, которые зародились в народе ещё при его жизни, и сразу станет понятно, о сколь выдающемся человеке идёт речь. Убеждённый гуманист и идеалист, пытавшийся претворить в жизнь свои идеи о справедливости, интеллектуал, основоположник узбекского литературного языка и узбекской классической литературы, поэт оставил глубочайший след в истории всех народов Востока.
Низамаддин Мир Алишер Навои родился 9 февраля 1441 года в семье тимуридского чиновника Гиясаддина Кичкине, дом которого в Герате был центром общения людей искусства. Мальчик рано приобщился к миру поэзии и уже в пятнадцать лет стал известен как поэт, слагавший стихи на двух языках — тюрки* и фарси.
* Тюрки — древнеузбекский язык.
Алишер учился в медресе Герата, Мешхеда и Самарканда. В годы учёбы он познакомился и подружился с наследником престола государства Тимуридов Султан-Хусейном Байкара (1438—1506). Наследник тоже был писателем и поэтом, его произведения тоже стали классикой азиатской литературы Средних веков, по сей день переиздаются и изучаются в учебных заведениях.
Государство Тимуридов было охвачено междоусобными войнами. Султан-Хусейну пришлось воевать, чтобы занять престол предков. Но едва в 1469 году он стал законным правителем, как немедленно призвал своих друзей по медресе на помощь. Алишер Навои не скрывал от властителя, по некоторым данным — своего молочного брата, что его идеалом является просвещённая монархия. Султан-Хусейн подходил под образ такого монарха. В 1469 году Навои стал хранителем печати, а в 1472 году получил титул эмира и был назначен визирем государства Тимуридов.
На последнем посту проявился организаторский талант Алишера Навои. В степи на караванных дорогах он строил пристанища для путников, в душном городе разбивал парки. Благодаря ему в Герате, на берегу канала Инджиля, были возведены мечети, медресе, библиотека, баня-шифайя*, которая служила чем-то вроде лечебно-оздоровительного центра, где табибы** лечили больных. Археологи утверждают, что предназначенная для учёных и поэтов ханака*** походила на современный Дом творчества. При гератской библиотеке работали каллиграфы, переплётчики, художники-миниатюристы.
* Баня-шифайя — лечебница.
** Табиб — врач.
*** Ханака — суфийский странноприимный дом.
Визирь лично участвовал в строительных работах: носил кирпичи, месил глину. По окончании очередных работ Навои премировал мастеров нарядными халатами. Более того, ежегодно визирь раздавал одежду нищим, а себе оставлял лишь часть получаемой им от правителя суммы, равную расходам обычного человека.
Согласно традиции, у каждого восточного поэта в жизни были две ключевые фигуры — правитель и возлюбленная. О женщинах в жизни Навои история умалчивает. Известно, что у него не было ни жены, ни детей.
Есть старинная легенда, будто Алишер и Султан-Хусейн влюбились в одну девушку по имени Гуль. Верный долгу поэт стал просить девушку выйти замуж за султана, которому он был многим обязан. После долгих уговоров девушка согласилась, но попросила Навои выполнить одно её условие — выпить некое лекарство. Она тоже выпила какое-то снадобье. Сразу после свадьбы с султаном Гуль открыла поэту свою тайну — он навсегда останется бездетным, а она умрёт через сорок дней. Так всё и случилось.
Идеальное правление визиря долго продолжаться не могло. В 1487 году Султан-Хусейну потребовались дополнительные деньги. В государственной казне нужной суммы не оказалось. Навои был против повышения налогообложения. Правитель предпочёл прислушаться к сопернику Навои — Мадждеддину Мухаммаду, обещавшему добыть искомую сумму и даже большую, если его назначат на пост визиря. Навои был удалён из Герата под предлогом назначения его правителем далёкой, но очень важной провинции Астрабад*.
* Астрабад — город в Северной Персии, в 15 км от юго-восточной оконечности Каспийского моря.
В конце жизни поэт оставил службу и целиком отдался усиленной творческой работе. С 1488 года он вернулся в Герат. Так Навои вновь попал в свою стихию.
Особенно ему была дорога дружба с поэтом и суфийским философом Абдурахманом Джами (1414—1492). Большую часть своих произведений Навои написал по совету и благословению друга. Джами был первым, на чей суд выносил Навои созданные им шедевры. О дружбе с Джами поэт написал книгу, которую назвал «Пятерица изумлённых».
Литературное наследие Алишера Навои велико и многогранно. Поэт создал около тридцати сборников стихов, больших поэм, прозаических сочинений и научных трактатов.
В 1498—1499 годах Навои составил свод своих стихотворений — «Сокровищницу мыслей». Стихи были расположены хронологически по четырём сборникам-диванам, соответствовавшим четырём ступеням возраста поэта: «Диковины детства», «Редкости юности», «Диковины средних лет», «Назидания старости». В это собрание вошли стихи разных лирических жанров, особенно много газелей* — излюбленный жанр Навои. Поэт оставил также «Диван Фани» — сборник стихотворений на фарси.
* Навои создал более 2600 газелей.
Вершина творчества Навои — «Хамсе», созданная как ответ на «Хамсе» Низами Гянджави и «Хамсе» Амира Хосрова Дехлеви*.
* Амир Хосров Дехлеви (1253—1325) — великий персидский поэт, музыкант, учёный. Творил на языке хинди (диалект кхари-боли). Жил в Делийском султанате. Хосров написал свою «Хамсе» как ответ на «Хамсе» Навои.
Первой в 1483 году была написана поэма «Смятение праведных». Она состоит из шестидесяти четырёх глав и носит философско-публицистический характер. На 1484 год приходятся сразу три поэмы. «Лейли и Меджнун» — по мотивам древнеарабского предания о трагической любви юного Кайса к красавице Лейли. «Фархад и Ширин» — героико-романтическая поэма о любви богатыря Фархада к армянской красавице Ширин, на которую претендует иранских шах Хосров. «Семь планет» — состоит из семи сказочных новелл, объединённых общей фабулой. В 1485 году Навои написал последнюю, пятую поэму — «Искандерова стена» — об идеальном правителе и высоконравственном мудреце Искандере.
В конце жизни поэт создал аллегорическую поэму «Язык птиц» (1499) и философско-дидактическое сочинение «Возлюбленный сердец» (1500). Тогда же им была написана и литературоведческая работа — антология «Собрание утончённых». В этой книге Навои охарактеризовал современных ему писателей Востока.
Вскоре после отъезда Навои в Астрабад Хорасан вновь охватили междоусобицы. Воевали между собою сыновья и родственники Султан-Хусейна. По возвращении в столицу, поэт пытался примирить соперников, но безуспешно. Тогда, опечаленный своими неудачами, Навои решил совершить хадж в Мекку, чтобы провести остаток дней в отдалении от Тимуридов. Перед отъездом он собрал на пир поэтов, учёных, музыкантов и объявил в разгар торжества о своём решении стать отшельником-дервишем и удалиться в ханаку. Гости благоговейно пали перед поэтом ниц, однако хадж по невыясненной причине так и не состоялся.
Известно, что всю жизнь Навои, получивший от отца большое наследство, стремился к аскезе. Его ханака, построенная у восточного крыла гробницы поэта, мало чем отличалась от монашеской кельи. В ней Алишер и умер в 1501 году.
А вот и легенда, с которой я намеревался начать этот рассказ.
По достижении преклонных лет Алишер Навои пожелал совершить хадж. Перед тем как отправиться в Мекку и Медину, он вознамерился попрощаться с Султан-Хусейном. Правитель сказал:
— Вы своими благодеяниями и святостью намного превзошли других паломников.
И не дал соизволения на хадж.
Прошёл год. И Навои вновь собрался к святым местам. И опять отказал ему Султан-Хусейн, объяснивший:
— Без вас будет трудно управлять страной, Мир Алишер. На моих советников и вельмож нельзя положиться, они только того и ждут, чтобы сместить меня с трона. Если вы считаете меня своим другом, то не оставите в трудный час.
И в третий раз вознамерился Навои совершить хадж. Султан-Хусейну нечем было удержать поэта, и он дал своё соизволение.
Обрадованный Навои поспешил домой. По дороге к нему присоединился попутчик — бедный юноша, который пришёл из глухой деревушки и никогда не видел поэта. Он слышал, что Навои всегда помогает сирым и убогим, и хотел молить благодетеля о помощи.
Во дворе Навои они увидели множество людей, собрались хафизы и поэты, музыканты и каллиграфы, переплётчики и каменотёсы, художники и литераторы, хлебопёки и повара, садовники и кузнецы, арбакеши* и носильщики — все, кому столько лет помогал тимуридский сановник.
* Арбакеш — извозчик.
К удивлению юноши, все стали кланяться его спутнику и молить его не покидать их — иначе снова нарушится в стране покой и прольётся кровь невинных людей.
— Вы заменяете отца сиротам, даёте приют бесприютным, несёте воду жаждущим, — взывали люди к Навои. — Перед вашим милосердием и великодушием благоговеют не только люди, но и все земные существа. Откажитесь от хаджа!
Навои остался дома. А бедного юношу поэт усыновил и сделал своим наследником.
На русский язык произведения Алишера Навои переведены П. Г. Антакольским, Б. Л. Пастернаком, Н. Н. Ушаковым, С. Н. Ивановым, С. И. Липкиным и другими.
* * *
О, как пылает грудь моя от многолетних ран,
Как солоны потоки слёз и как красны от ран.
Я разлучён с рубином губ, — едва пригубил кубок,
Но вижу, что напиток мой и горек и багрян.
Закрыла вери от меня румяные ланиты,
И посрамлён я, как Меджнун, среди подлунных стран
Глупец, обвенчанный с луной, всегда теряет разум
Блуждает по кругам небес, как звёздный караван
Но животворна для души та лихорадка плоти,
И разорённый догола на пир щедрейший зван.
Народы мира тщетно ждут, что кончатся их беды,
Весь мир в отчаяньи, во зле, — он злейший их тиран
О Навои, твои глаза на мир глядят различно,
И двуединый этот взор не для веселья дан.
Перевод П. Г. Антокольского
Переводы поэзии Алишера Навои, сделанные Сергеем Николаевичем Ивановым
* * *
Весна мне — преисподний ад, когда ты не со мной:
Цвет красных роз огнём объят, цвет белых — ледяной.
С тобою врозь весна — что ад, и станет адом рай:
Ведь без тебя и райский сад не расцветёт весной.
Твой лик мне видится стократ и застилает взор,
И слёзы облекают взгляд сплошною пеленой.
Мне из твоих медвяных уст горька любая речь:
Хоть сладок плод, а горький вкус в нём чувствует больной.
И сердце просит забытья у сил небытия:
Жестокой дланью бытия гнетёт мой путь земной.
Не говори, что наг-раздет несчастный Навои:
И в холод одеянья бед его хранят и в зной.
Несёт нам вести небосклон, что шах уж на коне,
Секирою вооружён — недельною луной.
* * *
«Брось пить вино!» — мне что ни год советчики твердят,
Но льёт рука, а пьёт-то рот, а я в чём виноват?
Не своевольной силой я, поверь, к вину влеком:
Порукой в том — спина моя, я в немощи горбат.
Меня святоша-пустослов корит за страсть к вину, —
Он не сказал таких бы слов, будь он не глуповат!
Пусть, виночерпий, твой фиал, как факел, светит мне:
Среди святош я заплутал, кромешной тьмой объят.
И от ханжей в притон хмельной ты освети мне путь:
Мне их притворства мрак ночной погибелью чреват.
Паду я головой во прах к порогу погребка, —
Богач и бедный, раб и шах — все в тот притон спешат.
В заветном имени тайком суть ищет Навои:
Кто этим именем влеком — благословен стократ.
* * *
Мир лукав, он схож с невестой, с ним не заводи бесед:
Как ни холь его, ни пестуй, к людям в нём участья нет.
Льнущий к миру беззаботен: ждёт удачи, а она
К одному из многих сотен не придёт и за сто лет.
Всё вершит он хитрым ладом: залучит тебя в силки,
Думаешь — удача рядом, а глядишь — пропал и след.
В перстне солнца сгустки яда он готовит для людей:
Блеск его — как бы услада, но опасен тот шербет.
Ты оставь эту невесту, в этом мире ты — лишь гость:
Страннику при ней — не место, он — иным местам сосед.
Даже ежели вы двое меж собой недалеки,
Встречей с близкою мечтою ты не будешь обогрет.
Навои, свой дух очисти, с высшей сутью будь един,
Чтобы пут твоей корысти не осталось и примет.
* * *
Пока любимая вдали, грустить не перестану.
Когда ж сравнения искать для милой пери стану,
Я в сад пойду: в цветенье роз увижу лик прекрасный,
А рядом — стройный кипарис, её подобный стану.
* * *
Кинжал разлуки в эту ночь затеял пир и справил,
Но рок, мне сердце истерзав, недуг мой не исправил.
Тогда он в Тун меня послал и пыткой мучил втуне,
Как нужно мучить — не забыв ни одного из правил!
* * *
Бальзам для ран я не нашёл, страницы книг листая.
Что тело мне терзает в кровь — не хищных птиц ли стая?
Огонь любви мне душу сжёг, и в горькой той пустыне
Не отыскал ни одного целебного листа я!
* * *
Мой взор состарила слеза, в мученья пролитая,
Но ты, как прежде, — лишь мечта, что дразнит, пролетая.
Один — в тоске я слёзы лью, но если ты со мною,
Мой, как у Хызра, долог век, — что ж вспомнил про лета я?
* * *
Чтоб ей сказать: «Не уходи!», уста я растворил,
Но замер зов мой на устах и льда не растворил,
Её лукавству нет конца, упорству — нет границ,
Мир удивлён: такое зло ну кто хоть раз творил?
* * *
Нет, ты — не роза, я правдив в сравненье этом смелом:
По бледности твоё лицо соперничает с мелом!
Затворница! Румянец щёк тому лишь дан в награду,
Кто не гнушается вином и в страсти будет смелым!
Великие поэты. Алишер Навои (Прочитано 1445 раз)