Опустевшее селоЯ люблю это село. Почти двадцать лет я сюда езжу каждое лето. Здесь все рядом: лес, поле и речка. Село сравнительно большое, до ближайшего села по лесам и полям три километра, а до трассы около пятнадцати километров. Года три назад дома стали активно выкупать (что поделать, народ стареет и умирает) под дачные участки.
Сколько себя помню, моя бабушка всегда радовалась приезду внуков и приглашала в гости к себе, передавала гостинцы. Но буквально полгода назад все изменилось. В начале января бабушка начала нам звонить и просить, чтобы мы забрали её к нам: мол, старенькая уже, тяжело жить одной (дедушка умер два года назад), и чем быстрее, тем лучше.
«Семейный совет» в лице папы и мамы решил, что бабушка будет им не в тягость — она добрая и хорошая, хозяйственная. Я живу в отдельной съемной квартире, у родителей три комнаты — всем места хватит.
Когда папа поехал за бабушкой, то оказалось, что он опоздал — бабушка умерла...
Опущу подробности сложности похорон в новогодние праздники, скажу только, что папа с тех пор стал каким-то замкнутым.
В начале мая этого года я начал спрашивать у родителей, как насчет села в этом году: поедем или нет? Может, там уже и дом разграбили, полгода все-таки там никого не было. Папа вдруг резко и категорически начал отказываться туда ехать и уж тем более отпускать меня самого. Причину он не захотел объяснять.
Я решил ничего не говорить родителям и поехать в село с лучшим другом. Захожу я к маме с папой раз в пару недель, так что мое отсутствие они и не заметили бы, а позвонить можно и оттуда. Мы взяли с собой, как водится, выпивки, закуси, мяса на шашлык и побольше денег (благо магазин там имеется) и выехали на старом BMW друга, купленном им полгода назад.
Чтобы добраться до села, нужно свернуть на неприметную дорогу на трассе Киев — Чернигов (возможно, здесь найдутся свидетели или те, кто что-либо слышал о событиях, описанных ниже). От поворота до въезда в село, как я писал выше, около пятнадцати километров. Хотя была середина июня (мы выехали 15 июня 2013 года) и, в принципе, пора бы уже выезжать туда дачникам, отдыхающим и просто жителям села, мы не встретили ни одной машины по пути.
Не могу сказать, чтобы село выглядело заброшенным: все было как обычно. С той лишь разницей, что по дороге к дому нам не попалось ни единой живности, ни единого человека, а магазин был закрыт. Последний находился в самом начале села, а мой дом в конце, и вот после магазина мы поехали гораздо медленнее, потому что друг здесь был впервые, а дороги находились в ужасном состоянии (с детства помню все эти ямы).
Вскоре я начал замечать кое-что еще: очень много калиток и дверей, ведущих во дворы с высокими заборами и воротами, были открыты или сломаны. К счастью, у дома бабушки все было хорошо, хотя о соседских калитках такого сказать было нельзя.
Во дворе, конечно, был мрак: все заросло, трава выше пояса, комары, мошки, крыша беседки обвалилась. Ключи от дома, я знал, хранятся под навесом у сарая — они всегда там висели. То ли основные, то ли запасные — я не знал. Но ключи эти помню с самого детства. С трудом открыв входную дверь насквозь ржавым ключом, мы вошли и начали наводить порядки: все инструменты хранились в чулане в доме. К вечеру, изрядно уставшие, мы решили отдохнуть. Заодно хотелось показать другу все красоты моего любимого села.
Мы дошли до конца села (к реке), и только теперь мне стало неуютно и немного страшно: двери и калитки то здесь, то там были открыты или разломаны, по пути нам не встретились ни люди, ни коты (которых здесь действительно было много), ни ещё какое зверьё. В селе стояла тишина, как будто оно вымерло. Но как это могло случиться, если еще в прошлом году сюда приезжали дачники, мычали коровы, а по селу гуляли милые девушки в компании веселых парней?
Друг нервно закурил и спросил, всегда ли тут так мрачно. Я ответил, что сам удивлен и не понимаю, что происходит.
Мы решили вернуться домой, а вернувшись, были поражены: дверь в дом была нараспашку (хотя я её закрывал, правда, не на ключ, но все равно, она сама не могла открыться), а все наши вещи раскиданы по комнатам. Продукты были разбросаны по полу, сырое мясо для шашлыка пропало.
Даже не знаю, какое чувство во мне преобладало в тот момент — страх или злость. Я взял топор и обошел весь дом, двор, огород, даже через забор к соседям заглянул: нигде не было следов нашего посетителя.
Нельзя сказать, чтобы я сильно дружил с соседями раньше (все-таки они старенькие бабушки и дедушки, их внукам лет по десять, видел я их редко), но на этот раз было решено зайти к ним и спросить, не видел ли кто чего. Друг остался сторожить дом.
Спустя час я вернулся. Дверь оказалась запертой изнутри. Я постучал:
— Эй, это я, открывай.
Послышался звук задвижки (нужно сказать, что она у нас на входной двери достаточно мощная). Я открыл дверь и увидел друга, стоящего с табуреткой в руках, причем он держал её так, будто собирался нанести удар. Он тяжело дышал и был бледный. Впрочем, в этом плане я в этот момент мало чем от него отличался. Мы снова закрыли дверь на засов и пошли в комнату (был вечер, но свет решили не включать).
Я вздохнул и рассказал другу то, что видел. За этот час я обошел, наверное, дворов двадцать и нигде не увидел следов пребывания людей. Все дворы заросли, как будто в этом году там никого и не было, двери в некоторые дома сломаны, у некоторых построек обвалилась крыша.
Готов поспорить, что в тот момент нам обоим хотелось сразу же выехать из этого села и вернуться в город, но уже темнело, я водить не умею, а друг никогда не водит в темноте: быстро устает, и у него перед глазами все расплывается.
Он рассказал то, что видел, пока я ходил к соседям:
— Закрыл я за тобой на всякий случай дверь на замок и начал собирать разбросанные вещи. Слышу, как дверь во двор отворилась. Я удивился, подумал, чего это ты так рано. И тут вдруг сразу (а нужно сказать, что от входа во двор до входной двери в дом метров десять, и при этом дверь во двор ну ОЧЕНЬ скрипучая) кто-то попытался войти в дом. Я попятился, так как во двор кто-то зашел буквально мгновение назад, он не мог так быстро дойти до дома! В дверь не стучали, в неё просто кто-то настойчиво пытался войти, ручка скакала как бешеная. Я взял в руки табуретку, но тут снова раздался скрип двери выхода со двора, и наступила тишина. А спустя полчаса пришел ты.
— И что, ты полчаса стоял в коридоре с табуреткой в руках?
Друг только кивнул.
И тут мы услышали один громкий стук в окно в конце дома, в моей спальне. Мы с другом только переглянулись. Пойти и проверить, что там, никто из нас не рискнул.
Прошел час. На улице стемнело. Мы сидели в тишине, боясь пошевелиться. С момента того стука больше ничего не происходило, мы просто сидели и молчали, слушая тяжелое дыхание друг друга.
Мы не разговаривали. Сложно сказать, о чем думал друг, но лично я думал только о том, чтобы как можно быстрее наступило утро и мы уехали отсюда. Скорее бы утро, скорее бы рассвет, скорее бы уехать и не возвращаться…
Вдруг раздался звук сигнализации автомобиля. Авто друга стояло возле двора, но там не было деревьев, чтобы что-то случайно упало на машину. Как только сигнализация закончила выть, она тут же возобновилась, как будто кто-то стоял возле машины и только и ждал, когда к ней выйдет хозяин.
Продолжалось это где-то полчаса. Звук раздражал невероятно, хотелось выйти и отключить сигналку, а также неслабо надавать по ушам тому, кто её включал, но что-то мне подсказывало, что по ушам получили бы как раз мы.
Мы сидели в основной комнате (оттуда вело три двери в разные части дома — одна к выходу, другая к спальням, третья к чулану) возле стола у окна, и вот за этим окном услышали чьи-то шаги. Кто-то ходил под окнами, причем старался делать это тихо, но его выдавал хруст сухих веток.
Я, наверное, прямо умылся потом, хотя в доме было прохладно — все-таки дом старый, в нем не топилось полгода. Мобильная связь здесь, к моему удивлению, отсутствовала, хотя раньше с ней никаких проблем не было. Было еще только 22:22, до рассвета еще так далеко, и удастся ли нам отсюда вообще выбраться — неизвестно...
— А что будет, если оно проколет колеса?
— Что? — встрепенулся я. А ведь действительно, если тот, кто здесь бродит, проколет колеса в машине, как мы отсюда выберемся? До трассы пятнадцать километров, а до родного города вообще пятьсот...
Друг не повторил вопрос. Видимо, он понял, что я переспросил вовсе не потому, что не услышал, а потому что теперь и я над этим задумался.
Шорохи за стеной прекратились. Послышались шум ветра и стук по крыше: начинался дождь. Где-то далеко что-то громыхнуло — начиналась гроза, в этих местах это не редкость. Ветер разгуливался все сильнее, дождь перешел в ливень, гром был настолько громким, что стекла тряслись.
Ливень продолжался всю ночь, и если даже кто-то и ходил у нас под окнами или даже выл, мы этого не слышали из-за дождя и грозы. Эта ночь казалась вечностью, но она закончилась, вот только светлеть не спешило…
Мы потихоньку вышли на веранду (в той комнате, где мы сидели, окна были завешены грубыми шторами) и увидели, что на улице густой туман. Пытаться уехать в такой туман, хотя уже и утро, даже и думать было нечего.
И вдруг мы снова услышали, как кто-то ходит у дома. Причем звуки были такие, как будто кто-то ходит по лужам. До меня не сразу дошло, что это и были лужи после дождя. И вдруг как будто кто-то разбежался и ударился о входную дверь. Дверь задрожала, но она была тяжелой, дубовой, задвижка тоже не позволила двери отвориться. Еще пару таких стуков — и снова тишина... Сердце, казалось, сейчас либо лопнет, либо просто вырвется и убежит подальше от этого страшного места.
Неизвестно, маньяк это был или какая-то с.ука , но пугало то, что оно не издавало ни звука, кроме естественных: никаких хрипов, стонов, завываний. Только хруст сухих веток под ногами, попытки открыть дверь и сигнализация.
Уж не помню, как наступил полдень и на улице вновь засветило солнце: после попыток вломиться в нашу дверь у меня звенело в ушах, в глазах все плыло, мне было тяжело дышать, болел затылок. Скорее всего, поднялось давление. Тем не менее, когда меня «отпустило», то на улице уже не было никакого тумана. Мы с другом, перед этим полчаса послушав в тишину во дворе, старались как можно тише открыть засов. Открывал дверь друг, я же в это время держал двумя руками топор, готовый в любую секунду напасть на то, что здесь хозяйничало.
Во дворе никого не было. Мы, передвигаясь тихо, подошли к выходу со двора. Дверь не скрипела после дождя, так что мы со всей силы бросились к машине. Друг завел её, и мы поехали.
О том, что мы бросили дверь открытой и что мы оставили там свои вещи, я вспомнил лишь тогда, когда мы выехали на основную трассу. Все 15 километров дороги до трассы я сидел с топором в руках. Лишь когда мы увидели десятки машин и какой-то живой населенный пункт, мы успокоились. Мы были живы, нам удалось выехать оттуда!
Дорога в город прошла в полнейшем молчании. Коротко попрощавшись, я пошел к себе и спал до понедельника.
Не прошло еще и недели с тех событий, и теперь мы с другом стали как-то… ближе, что ли. Видимся каждый день, но поездку стараемся не обсуждать.
Родителям про поездку не рассказал, только спросил у папы, поедем ли мы туда этим летом, после чего он помрачнел и сказал, что незачем туда ездить, а дом пускай стоит как память, продавать не будем.
Я не знаю, что произошло в том селе, и в Интернете не могу найти никакой информации (кроме самой общей) о нем. Я знаю лишь то, что даже если кто-то и рискнет сунуться в наш дом и взять все, что плохо лежит — это буду точно не я.
АллочкаНа этот раз скрою его имя, назову его Игорем.
Ну так вот, Игорь – давний друг моего отца. Когда я была маленькая, мне довелось с ним пройти пару сеансов, на то время он только заканчивал Пироговку и планировал пойти на практику. Он приводил меня в чувства после того, как родители усыпили мою старенькую собаку, очень милого рыжего пуделька, его звали "Альф". На тот момент я была агрессивна по отношению к родителям, так как не понимала, что собака мучилась, и это надо было сделать. Но все наладилось.
Мы до сих пор дружим, и время от времени я звоню ему и спрашиваю какого-нибудь совета.
И буквально 2 недели назад мы встретились и болтали по душам. Я зацепила тему этого сайта: что читаю кучу мистических историй, на что он мне решил рассказать свою...
Далее от его лица.
Мне было тогда 29 лет, я еще работал в Научно-практическом центре, работал с детьми и подростками, и, поверь мне, чего только я там не видел.
Мне позвонил Андрей, друг одной семьи, у которых была маленькая 4-хлетняя дочка, и сообщил, что родители крайне напуганы невидимым другом своего чада.
Я не придал особого значения проблеме, так как "невидимый друг" у детей – весьма распространённое явление. Назначил с родителями девчушки встречу.
Я приехал к ним домой сам, так как не хотел, чтобы родители привозили малышку в научный центр, потому что вид любого медицинского учреждения замыкает в себе ребенка. Первое впечатление от визита - взгляд отчаяния родителей, они описывали такие вещи, что я было подумал, что психиатр нужен и им тоже.
Слова матери: "Мы купили эту квартиру 2 года назад, дом новый, до нас здесь никто не жил. Первый год был прекрасным, новые друзья, соседи. Настенька - вообще общительный улыбчивый ребенок, но с недавнего времени Настенька разговаривает с кем-то, она называет ее Аллочка. Я особо не придавала этому значения, пока Настенька не стала странно себя вести: перестала общаться с детьми в саду; как сказал воспитатель – она играет сама с собой, вечно что-то бормоча под нос; пару раз ночью кричала, забравшись на спинку детского диванчика, говорила, что Аллочка злится. А однажды, когда мы сидели с ней в обнимку, читая "Незнайку на луне", резко подняла голову и сказала, что Аллочка сейчас стоит в углу и злится, она хочет играть. Конечно, там никого не было, но мне стадо дико жутко. Иногда я внезапно просыпаюсь, уже глубокая ночь, а Настенька хихикает у себя в комнате. Я иду к ней, а она спит и не притворяется".
Я сидел за столом, пытаясь адекватно воспринимать слова Настиной матери - все напоминало какой-то фильм ужасов. В голове я уже перебирал психиатров для родителей тоже, но решил упустить этот момент.
Перебив мать, я сказал, что суть понял и хочу познакомиться с Настенькой лично.
Настенька - белокурая, кукольной внешности девчушка, приняла меня с осторожностью, но очень мило заулыбалась, как только я сказал какая она красивая.
Она сидела на игральном коврике и перебирала малюсенькую одежду для куклы.
В нашу первую встречу я просто решил с ней поговорить обо всем: о ее образе жизни, что она любит или не любит и т.д.
Она оказалась очень смышленым ребенком и с увлечением отвечала на все вопросы, пока я не спросил, много ли у нее друзей? Она посмотрела на меня исподлобья и молча скомкала всю кукольную одежду, которую столько времени складывала, небрежно кинув в сундучок для игрушек, затем ушла на кухню.
На этом я решил окончить нашу первую встречу, посчитав, что для размышлений у меня достаточно информации.
Мы договорились с родителями, что я буду приходить 3 раза в неделю на 3 часа, попросил их на это время уходить из дома, дабы быстрее морально приблизиться к ребенку.
Последующие 2 сеанса не дали особого продвижения в решении проблемы. Только на 3 сеансе Настенька решила поделиться со мной секретом о какой-то маленькой, стащенной из детского сада игрушке, понравившейся Аллочке – об этом родители не знали, как я догадался. После этого я понял, что девочка прониклась ко мне доверием, и я могу задавать вопросы, на которые она так упорно не хотела отвечать; со следующего визита я решил начать.
Настюшка встретила меня радостно, мы немного поболтали о проведённом времени вне сеансов, и я предложил ей порисовать. Я нарисовал 2-ух человечков и сказал: "Смотри, это я и мой друг, я с ним дружу. Нарисуй своего друга". Она нарисовала некую девочку: учитывая художественные способности 4-хлетнего ребенка, не девочку, а "Чупакабру".
- Насть, а почему у нее глазки закрытые?
- А они у нее всегда закрыты, она их открывает только когда злится, они у нее черненькие.
- Настюш, это Аллочка?
- Да! Мы с ней дружим.
- А мне можно с ней дружить?
- Нет, ей не нравится, когда с нами еще кто-то играет, потому что ее никто не видит, а я вижу.
- А расскажи о ней что-нибудь.
- Она не разрешает о ней говорить.
- Получается, ее сейчас нет?
- Почему? Она всегда со мной.
- А покажи, где она сейчас.
Она отвела взгляд за мою спину и ухмыльнулась.
И тут начался экшен.
Я - скептик, но все равно было жутко: буквально через секунды 3 я почувствовал, будто шелк проскользнул от плеча к локтю, прям через рубашку. Все внутри сжалось и замерло, но я держался, как мог, а Настенька захихикала. Я не знаю, как так вышло, может все мышцы на лице были напряжены, но я как-то сурово посмотрел на Настю, и она быстро поменяла улыбку на грустную гримасу. Я подумал, что она сейчас заплачет, и все труды насмарку. Я, как мог, быстро улыбнулся и принялся щекотать Настюшку, дабы разрядить обстановку. Я смеялся вместе с ней, пока не почувствовал какой-то невидимый груз на спине, как будто мешок на спину положили: затруднилось дыхание, а я с перепуга откинулся от Насти и сел на пол.
Настя приподнялась, посмотрела в сторону и с серьезным видом сказала, что Аллочке не нравится, что я ее щекочу.
К этому времени пришли Настины родители. Я не стал делать поспешные выводы, попрощался с Настей и пошел домой. Весь вечер думал о произошедшем, пытаясь найти рациональное научное объяснение, но все равно склонялся к варианту парапсихологической активности. В моей профессии данный вариант не исключается. Всю ночь снилась какая-то дребедень, от которой я просыпался весь в холодном поту и даже не мог понять, что же все-таки снилось.
Утром позвонил знакомому парапсихологу, он был преподавателем у меня в университете, также изучал и сталкивался на практике с паранормальной активностью. Вечером мы договорились, что он приедет обследовать квартиру Насти.
Через день я вернулся в их дом, лишний раз убедить себя, что в этой проблеме не могу помочь.
Все было как обычно: разговаривал с Настей и нарочно задавал много вопросов об этой Аллочке, периодически замечая изменения при этом рядом, – стуки, шелест, даже какой-то звук, похожий на рычание. Спустя некоторое время Настюшка захотела кушать, мы пошли на кухню, я сделал себе и ей пару бутербродов с чаем. Мы продолжили беседу на кухне.
До поры, пока со стола в мою сторону – слава богу, рукояткой – не полетел нож, которым я резал хлеб. Он ударил в грудь, отчего мое мужество быстренько превратилось в детскую панику. Я вскочил, взял вещи и вместе с Настей буквально убежал из дома на детскую площадку. Настюшка тоже испугалась, но по какой-то причине была поспокойней: меня в это время колошматило внутри как цуцика.
Я просидел на лавке в детском дворике, смотря на то, как Настя играет, почти полтора часа. К нам подошли родители Насти, я коротко все рассказал, утешая их тем, что я нашел специалиста, который им поможет. Мы, уже вчетвером, посидели еще где-то час, когда приехал парапсихолог. (Имя не скрываю, просто не помню.) И они пошли в квартиру, я не стал идти, подумал, что там и не нужен, и был прав.
Спустя полторы недели профессор позвонил мне с рассказом, что эта Аллочка была, как они называют, «Пиявкой», которая питалась энергией девочки. А это могло быть чревато для Насти болезнями и, в худшем случае, смертью. Духа, который, как выяснилось с помощью спиритических сеансов, был ранее человеком мужского пола, прогнать труда не составило.
Все-таки психика у ребенка пошатнулась, и я провел с ней еще несколько сеансов, но уже не спрашивал про Аллочку.
Жуть, конечно, и смахивает на фильм ужасов, но моему другу 38 лет, взрослый мужчина с серьезной профессией – я склонна верить
Малыш Зачастую страшная история может случиться в месте, где должно царить счастье и радость. Речь пойдет о родильном доме.
Я хочу рассказать историю, свидетелем которой стала сама. Именно после этого страшного происшествия многие из наших стали верить в сверхъестественное и различные потусторонние силы.
Начну с самого начала. Я студентка меда. На четвертом курсе нас отправили на практику в роддом, где эта история и случилась. Сразу оговорюсь, чтобы было понятно что к чему. В родильном доме есть отделение для реанимации новорожденных детей. К сожалению, дети не всегда появляются на свет здоровыми и готовыми к дальнейшей жизни. Сами понимаете, несмотря на все старания врачей, бывают и смертельные случаи, когда деток не удается спасти.
Когда ребенок умирает, его увозят к патологоанатомам спустя два часа. К этому времени тело уже окончательно коченеет и врачи констатируют смерть. Сначала было очень больно слышать, что такие маленькие крошки не доживают даже до момента встречи с мамой. Но потом произошел этот страшный случай.
Я была на практике именно в отделении для реанимации. Около двух часов привезли малыша, с остановкой сердца. Ему еще и суток не было. Забегали врачи, акушерки. Кадры мелькали, как в кинофильме: дефибриллятор, аппарат для искусственной вентиляции легких, массаж сердца. Большие сосредоточенные люди склонились над маленькой крохой, пытаясь вернуть его к жизни. Но ничего не помогло.
Никита Константинович, заведующий отделением, вышел оттуда сердитый и даже не посмотрел на меня. Тетя Нина, акушерка, старая добрая женщина, обняла со слезами на глазах.
– Видишь, Даша, такая наша работа. Вот как родителям говорить, что их малыш умер?
Я ничего не ответила. Была просто в состоянии шока. Ребеночка оставили в отделении для констатации смерти.
Спустя два часа началась жуткая суета. Тетя Нина с глазами полными ужаса выбежала ко мне и начала нести какую-то бессвязную речь: «Шея и голова не закоченели, тело холодное, а шея и голова нет. Даша, беги за завхозом, скажи гвозди нужны». Сказать, что я прифигела, ничего не сказать. Помчалась вниз, на первый этаж, передала все, как сказали.
Позже мне акушерка рассказала, что бывает время от времени такое. У детей не коченеют голова и шея, потому что «они не хотят уходить одни, а смотрят по сторонам, чтобы забрать кого-нибудь с собой».
Белый платокЭту историю про свою бабушку мама рассказывала мне очень давно. А совсем недавно рассказала вновь.
"Бабушка всегда неожиданно приезжала к нам из деревни в гости. Привозила гостинцы, платки, ночные рубашки из качественного «советского» батиста, которые «дорого и нигде не достать» для мамы, меня и сестры. Проходила в комнату, переодевалась в домашнюю одежду, непременно прибрав волосы под белоснежный платок, и шла в летнюю кухню замешивать тесто.
Бабушка была строгого характера, засыпала и просыпалась очень рано, любила дисциплину и порядок. В дни ее визитов, казалось, даже собака во дворе лаяла строго по делу.
Бабуля очень ругала маму, а потом и нас за то, что мы гуляем до позднего времени. Мама, осторожно нас защищая, успокаивала бабушку, мол, они возле дома, "я их в окошко вижу" и прочее. Но бабушка оставалась непреклонной, и хоть делала вид, что отправилась отдыхать, двери открывала всегда лично и всыпала хороших пилюлей самому припозднившемуся.
Прошло некоторое время, бабушка стала часто болеть и перебралась в город к младшей дочери, Раисе. Та жила со своим сынишкой одна. Там бабуля как могла следила за тем, чтобы «не описался малой», ночами будила дочь и предупреждала, что ребенка нужно переодеть. Кормила мальчишку, мечтала, как он станет «директором кинотеатра» и вообще хорошим и уважаемым человеком.
Как-то днем ей стало плохо. Да так, что только и успела сказать мальцу, чтоб бежал к мамке на работу. Когда дочь с внуком прибежали домой, бабушка лежала на полу мертвая.
В первую ночь после похорон толкнул кто-то Раису в плечо. И до боли родной голос настойчиво говорил: «Рая, малой описался. Рая! Проснись! Переодеть нужно.» Рая проснулась и только успела увидеть в дверях комнаты мать в платье, в котором хоронили. «Мама!» Но в комнате было пусто. Подбежала к мальцу, а тот весь насквозь мокрый. Переодела, поплакала и вскоре заснула тревожным сном.
Так и привыкла. Каждую ночь просыпалась от настойчивой тряски и слов: «Рая, проснись! Малой мокрый весь!». Проснется Раиса, мать стоит в дверях и дальше не проходит. Рая сядет в кровати, та и исчезнет, как будто не было никого, а у сына в кроватке "потоп".
Нам, детям, все это рассказали позже, когда мы уже были «замужние мадамы». А сама я точно знаю, что бабушка наша не успокоилась после смерти.
Как-то вечером я сильно припозднилась. Бегу и думаю, что отхвачу от родителей, не сейчас, так утром. Подбежала к дому, калитка заперта. Перелезла через заборчик палисадника и давай в окошко стучать, так быстрее услышат. Раз постучала, второй раз постучала – тихо. От нетерпения решила в окошке хоть что-нибудь разглядеть. Прислонилась к окну и дальше стучу, а изнутри кто-то как даст по стеклу! И как будто отпрянул кто-то от окошка в доме, в белоснежном платке на голове, что аж занавеска колыхнулась! От неожиданности я только чуть позже поняла, что кто-то сидел у окна и смотрел на меня. Мамке, конечно, утром рассказала. Та всплакнула, очень любила мать, и говорит мне: «Всё за порядком следит. Сердится, что допоздна задержалась ты».