Шереметьевский крестник
«Ревизоры», подобные гоголевскому, встречались в России во все времена
В одном из выпусков журнала «Русская старина» за 1906 год есть описание курьезного случая, точь-в-точь напоминавшего историю, которая впоследствии легла в основу «Ревизора». Однако этот эпизод произошел в правление Петра Великого, задолго до гоголевских времен. А известен в начале ХХ века он стал благодаря документам из раздела «Сибирские приказы» московского архива Министерства юстиции. Ныне этот фонд хранится в Российском государственном архиве древних актов (РГАДА) в Москве.
...В начале зимы 1704 года Сибирь была взволнована упорно распространявшимися слухами о том, что Петр I собирается предпринять «государево шествие» по сибирским городам. Молва об этом зародилась в Поморье и оттуда проникла в Сибирь. Из уст в уста передавались рассказы о дивном и справедливом «царе-работнике», который одним воздаст по заслугам, другим – по грехам.
Вскоре молва о посещении государем Сибири будто бы получила подтверждение: на пути царского шествия объявился некий посланец из Москвы, готовивший путь для царя. «Посланец» называл себя полковником Семеном Ивановым – крестным сыном «ближнего боярина» Бориса Шереметева.
Сначала «шереметевский крестник» появился в Великом Устюге, куда он приехал в сопровождении солдата. Остановившись на постоялом дворе, «полковник» немедленно потребовал к себе представителей земства, которым объявил поразившую их весть. Мол, «государево шествие», двигаясь в Сибирь, пройдет мимо Устюга, а Петр I едет с боярином Шереметевым и с «иными начальными людьми». Ожидать монарха следовало «днем и ночью в скорых числах»...
Доложив об этом устюжским властям, Иванов приказал верстать 200 подвод, а в самом городе приготовить 50 дворов для государя и его свиты. «Полковник» явно торопился: для себя он потребовал 25 подвод, предъявив властям «закрепной лист» боярина Шереметева. В грамоте сообщалось, что крестный сын боярина Семен Иванов «послан от Москвы по всем городам для государева дела, чтоб ему, Семену, в городах нигде остановки не было» и т. д. В случае отказа в помощи последнему было велено слать отписку «великому государю к Москве». К листу прилагалась именная «печать» Шереметева с боярской росписью.
Земские власти поверили этой «грамоте» и отпустили Иванову требуемые подводы. Но, как оказалось, «полковник» нуждался лишь в восьми: за остальные он взял деньгами.
И в тот же день выехал из Устюга на Верхотурье...
Устюжские бургомистры и старосты немедленно принялись исполнять приказания царского «посланца».
Впрочем, вскоре у местных властей возникли смутные подозрения. Дело в том, что их прямое начальство – московская ратуша, ведавшая делами торговых и промышленных людей и посадских всего государства, – молчала о таком важном событии, как «государево шествие», и не делала никаких распоряжений.
Молчал об этом деле и мирской челобитчик Петр Ярышкин, посланный устюжским миром в Москву. Ему послали письмо, в котором передавали подробности о приезде на Устюг «шереметевского крестника» и просили своего земляка проведать об этой более чем странной истории.
Но пока письмо шло до Москвы, «полковник» Семен Иванов успел уже уехать далеко от Устюга. В ночь на 25 ноября 1704 года он прибыл в Верхотурье и, явившись к воеводе Калиткину, предъявил ему царский «проезжий лист». Здесь «полковник» назвался уже Семеном Пройдошиным (!) и заявил, что Петр I «изволит ехать в Сибирь в Тобольск», и велел приготовить на ямских станций 300 подвод. Для себя же Пройдошин потребовал по обыкновению 25 подвод. В итоге снова уехал на восьми, а за остальные 17 взял деньгами...
Через три дня ловкий мошенник предстал перед тюменским воеводой Осипом Тухачевским. Здесь Пройдошин применил уже проверенную схему: рассказал воеводе о скором посещении Сибири государем, для чего велел готовить постоялые дворы и подводы...
Хотя опытному воеводе «шереметевский крестник» показался подозрительным, особенно по причине отсутствия у него каких-нибудь бумаг от Сибирского приказа, тем не менее он, как писал потом Петру I, отпустил «посланца» и его человека в Тобольск. «...А задержать их на Тюмени, опасаясь твоего великаго государя гневу – не смел, для того, что многие города проехали [они] до Тюмени без задержания».
Кто знает, чем закончилась бы это поистине хлестаковская эпопея, если бы не одно обстоятельство...
Спутник Пройдошина Афанасий Колов был родом из Тюмени. Беглый солдат, он ввязался в эту историю с единственной целью – беспрепятственно и даже с некоторыми удобствами добраться до родины. Отстав от своего «начальника», он вернулся в Тюмень и объявил воеводе, что государев «посланник» заберет его на обратном пути в Москву... Подозрения Тухачевского еще более усилились, когда он узнал, что Колов – тюменец и никогда не жил в столице.
Во время «крепкого» допроса, который учинил мошеннику воевода, Колов сознался во всем – и в том, что он беглый, и в том, что именно он составлял «воровское проезжее письмо» и «печать к тому письму своего перстня приложил». Также выяснилось, что до Тюмени именно Колов играл роль «полковника» Семена Иванова или Пройдошина, а приближаясь к родному городу, где многие знали Афанасия, передал эту опасную роль своему товарищу – Ефрему Иванову. Последний был крестьянином Тобольского уезда. Он тоже оказался из беглых солдат и пытался таким необычным способом добраться до родины.
Во время расследования Колов бежал из Тюмени и даже успел нагнать на дороге к Тобольску своего сотоварища.
Но благодаря энергичным действиям воеводы оба самозванца были схвачены и в кандалах отправлены в Тобольск, а затем в Москву. Какова дальнейшая судьба обоих «хлестаковых», догадаться нетрудно – каторга и возвращение на солдатскую службу.
Судя по документам «Сибирского приказа», знал об этой истории и сам Петр I, даже переписывался по этому поводу с тюменским воеводой... Кстати, до Сибири за все свое 35-летнее царствование царь так и не добрался.
Андрей Епатко
Маргарита Ерохина
«Ревизоры», подобные гоголевскому, встречались в России во все времена (Прочитано 473 раз)