ГостиВ мистическую часть рассказа, который я хотел бы поведать читателям, сейчас практически не верю. Однако в детстве, эта история, рассказанная моим отцом, произвела на меня очень сильное впечатление. Я решил её записать ещё и потому, что хочу запечатлеть на письме свои яркие детские воспоминания, сохранившие не только основную канву событий, но и постепенно затуманивающиеся в пучине лет подробности атмосферы начала 90-х годов. Поэтому, если Вы не хотите углубляться в описательную часть, в которой я пытаюсь поместить эту историю во временной контекст и передать колорит эпохи, можете смело переходить ко второй, содержательной части, начинающейся со слов «Какое-то время спустя, ранней зимой…»
Не помню точный год, в котором происходили события, однако практически уверен, что дело было в первой половине 90-х годов. Отец мой на тот момент работал охранником в гостиничном комплексе для дальнобойщиков, который располагался на значительном удалении от города. График работы соответствовал удалённости объекта: трое через трое суток. То время, которое отец проводил дома, он посвящал тому, что занимался частным извозом, чтобы снискать дополнительный заработок. В те тревожные времена, рядом с разбитыми типовыми автобусными остановками, толпились целые автопарки «бомбил» на разнородных отечественных развалюхах. Они всегда очень строго делили между собой очерёдность на пассажиров и старались не подпускать к «хлебной» точке людей со стороны. Отец состоял в одном из таких закрытых клубов. Тем не менее, из-за большого количества извозчиков, доход оставлял желать лучшего, порою едва удавалось отбить бензин.
Однажды я с друзьями резвился в не огороженном, утопающем в тополином пухе дворе, из достопримечательностей в котором были лишь ужасно скрипящие, однако на редкость прочные подшипниковые качели, на которых можно было делать «солнышко», да огромная не высыхающая лужа, примыкающая к забору детского сада. В это время, необычно рано, во двор въехала едва не разваливающаяся на ходу отцовская «Волга» ГАЗ-24-10. Я сразу подбежал к машине с деловитым видом. Отец хитро улыбался и позвал меня домой. Поднявшись по жутко пахнувшей лестнице, никогда не запираемого подъезда, мы оказались дома, и отец достал из вместительной самодельной матерчатой сумки специфическую посуду для транспортировки еды. «Ланч-боксов» тогда не было, потому емкости представляли собой глубокие металлические контейнеры изогнутой овальной формы, по всей видимости, игравшие роль ещё и термосов. Запах горячих котлет и наваристого рассольника вызвал во мне огромный аппетит. Еда оказалась просто исключительно вкусной. Возможно из-за новизны рецепта или того что котлеты у нас в семье жарились редко (скорее из-за кропотливости процесса, нежели из-за нехватки средств), но даже и по сей день мне кажется что я не ел котлет вкуснее тех.
Пока я сосредоточенно поглощал обед, отец рассказал, что ухитрился найти дополнительный заработок, помимо извоза. И дело это оказалось действительно необычным.
Наш район пересекала оживлённая магистраль, на которой и располагалась точка извозчиков. На другой стороне дорожного полотна, прямо напротив автобусной остановки и таксующих автолюбителей, развернулся старый рынок, существовавший здесь ещё с советских времен. В тот период малый бизнес был поставлен на широкую ногу, и рынок, который местные именовали не иначе как «базар», чрезвычайно разросся. В его рядах можно было встретить различные диковинки несвойственные провинциальной удалённости. Как же интересно было передвигаться между лавками! При этом рыночная площадь была очень чётко сегментирована. Вдоль тротуара, ведущего в булочную, за пределами огороженной территории рынка, бабушки, казалось со всего района, на импровизированных прилавках из брезентовых сумок и обшарпанных ящиков, летом торговали зеленью и доморощенными овощами, а зимой вязаными вещами и сигаретами.
Отдельную категорию составляли старушки, продававшие жареные семечки – большой стаканчик по 100 рублей, маленький по 50. Далее уже на территории базара шли ряды с одеждой, продавцы в основном были русскими, они флегматично взирали на проходящего мимо ребёнка, понимая, что толку от него всё равно не будет. В крайнем ряду, самая дальняя от прохода лавка была занята отделом игрушек – самой посещаемой точкой среди детворы, а самым продаваемым товаром были естественно разноцветные шарики-пульки для нашего воздушного арсенала. Лавки одежды сменялись стеллажами с фруктами, отборными овощами, арбузами и дынями, продавцы здесь были сплошь кавказских народностей, они очень экспрессивно зазывали народ, и частенько могли из щедрости угостить юного зеваку персиком или яблоком. Самый дальний и тёмный сегмент рынка находился под навесом. Здесь продавали крупы, чай и кофе, другие продукты с заводской упаковкой и бытовую химию. Народ здесь был мрачный, разношерстный, позже я узнал, что купить там можно было не только то, что выставлялось на прилавки. Теперь я понимаю, что будучи ребёнком видел лишь внешнюю, ярмарочную сторону базара и не мог видеть его подноготной, но портить детские впечатления ужасно не хочется.
Так или иначе, история начинается именно на этом базаре, куда посреди рабочего дня забрёл отец, проголодавшись и намереваясь купить какой-либо выпечки. Проходя вглубь рынка, он отчётливо ощутил манящий запах домашней еды. И действительно, в левом крыле отец заметил полненькую старушку с двумя большими чемоданами на колёсиках. Один чемодан был открыт, а из него вместительным половником бабуля, закутанная в цветной платок, накладывала в пластиковую тарелочку картофельное пюре, затем котлетку и добавляла подлив. Порция «второго» отправлялась довольной продавщице халатов и носков, а старушка уже спешила к следующему подзывавшему её клиенту.
Отец быстро разговорился с предприимчивой старушкой, которую звали Степанида. (На самом деле я не помню, как её звали в действительности, просто её образ ассоциируется в моей памяти с именем баба Стеша). История её оказалась вполне обыденной для тех лет. В 80-х годах она вышла на пенсию, затем умер муж, дети разъехались по разным городам, и вот, на склоне лет баба Стеша осталась одна. После развала СССР, грянул кризис 90-х, пенсию порой не платили вовсе, а порой её хватало только на вечно возрастающие счета за жилищно-коммунальные услуги. Не имея своего огорода, Степанида перебивалась как могла, изредка получая денежные переводы от детей, которые однажды прекратились вовсе. Тогда-то она и придумала себе модель малого предпринимательства.
Будучи профессиональной поварихой, она решила готовить комплексные обеды и продавать их работникам местного рынка. На этом деле неплохо зарабатывали торговки беляшами и прочей выпечкой, однако вкусные горячие блюда – супы, котлеты и тефтели, голубцы, гуляш, пюре, гречка и отварной рис – практически весь спектр классического советского меню, гораздо больше привлекали потенциальных потребителей. Первая же партия обедов разошлась моментально, однако из-за слишком скромно установленных цен, почти себя не окупила. Следующая партия продавалась дороже но, не смотря на это, распродалась не менее успешно. Конкурентки «беляшницы» попытались вмешаться и прогнать преуспевающую конкурентку, в которой на первых парах угрозы бизнесу не увидели. Однако к тому времени половина рынка была прикормлена домашними обедами бабы Стеши, поэтому «смотрящий» за рынком, который и сам бывало лакомился её стряпней, пресёк такие попытки на корню.
Спрос рос, а возможности старенькой женщины по транспортировке товара были весьма ограниченны. При этом, как жаловалась отцу баба Стеша, с учетом доходов, она могла бы наготовить гораздо больше еды, поскольку посвящала этому всё свободное время. Однако, после двух рейсов из дома к рынку и обратно, старушка полностью выбивалась из сил, а наготовленное порой пропадало. Тут-то и предложил отец бабе Стеше выгодную кооперацию – у него машина и крепкие руки, у неё продукты и талант поварихи. Решено было, что ближе к обеду отец заезжает за Степанидой и помогает ей погрузить в машину всё, что она сумела наготовить с утра.
Позже, распродав дневную партию, они ехали на базу и закупали по сходной цене мясо, картофель, крупы и прочее, затем везли сырьё домой к старушке. Всё оставшееся время баба Стеша тратила на приготовление обедов. Когда отец уезжал на смену, старушка кормила рынок по старой схеме, принося с собой столько товара, сколько смогла дотащить. Так и питался наш базар, три дня плотно, а три дня нужно было успевать, ведь опоздавшим приходилось обходиться беляшами. Я неоднократно участвовал в этом предприятии в качестве подручного, нередко бывал в типичной старушечьей квартире бабы Стеши, в которой она прожила без малого 30 лет. Квартира была однокомнатной, красный узорчатый ковер накрывал почти весь пол комнаты, в уголке старенькая кровать на которой лежали прикрытые кружевом подушки, портреты на стенах и покрытый лаком, тёмно-коричневый шкаф. Могу засвидетельствовать, что оба партнёра были довольны положением дел, сотрудничество было явно обоюдовыгодное. В какой пропорции они делили доходы, мне узнать так и не довелось.
Какое-то время спустя, ранней зимой, произошёл с бабой Стешей странный случай, о котором она рассказала отцу, после его возвращения с трёхдневной вахты. Пришедши по своему обыкновению на базар, старушка принялась ходить по рядам и реализовывать продукцию. Поворачивая в очередное крыло нехитрого лабиринта, баба Стеша увидела, что её знакомая продавщица обуви и шапок покупает выпечку у странной «беляшницы». Жирную выпечку продавала жутковатая женщина неопределённого возраста, ужасно грязная, со среднеазиатскими чертами лица и бельмом в полуприкрытом глазу. Клиентка «беляшницы» ещё не успела расплатиться и получить товар, а завидев бабу Стешу и вовсе отказалась от сделки, и стала подзывать старушку к себе. Подойдя к знакомой продавщице, Степанида уже была готова объявить сегодняшние блюда, как вдруг грязная «беляшница» ухватила её за руку.
– Ну всё, мерзавка, жди гостей! – с ненавистью прошипела одноглазая конкурентка, на ломанном русском.
Однако, с подобными угрозами баба Стеша встречалась уже не однократно, поэтому особого внимания этому эпизоду не придала.
На следующий день старушка, как ни в чём не бывало, принесла горячий обед замерзающим торговцам. Провозилась она дольше обычного, затем здесь же закупила продукты для следующего дня. Предчувствуя недоброе, баба Стеша поспешила домой. У подъезда уже ждал милицейский «бобик». Оказалась, что посреди белого дня её квартиру обворовали.
Взять в квартире бабушки особо было нечего. Пропали телевизор, бижутерия, настенные часы, что-то ещё по мелочи и большой тёплый красный ковер, купленный Степанидой в 70-е годы в Москве. Соседи всё видели, но думали, что кто-то просто переезжает. Пол в многоэтажке был жутко холодный, поэтому пропажа ковра сильнее всего огорчила хозяйку. С облегчением, баба Стеша обнаружила, что торопившиеся воры не смогли отыскать большую сумму денег, которая хранилась в потайном ящике шкафа. Тем не менее, разгром сильно удручал старушку, о приготовлении обедов не могло быть и речи. На следующий день Степанида затеяла генеральную уборку, наняла сантехника, чтобы врезать в дверь новый замок, а сама принялась ликвидировать следы «обыска». Накопив большую кучу мусора и испорченных вещей, старушка упаковала всё в мешок и понесла на ближайшую помойку. Контейнеры располагались далеко, в нескольких сотнях метров от подъезда, около пустыря, за которым начинался цыганский посёлок. Около помойки баба Стеша встретила назойливую цыганку, которая очень плохо говорила по-русски, однако оказалась весьма настырной. И, к удивлению потерпевшей, цыганка с ходу предложила купить у неё отличный ковёр! Степанида тут же насторожилась. Ещё бы, такое совпадение! Сомнений в том, что ей пытаются продать её собственный ковёр, не было. Она решила прикинуться наивной, проявила большой интерес к предложению, однако идти за покупкой в посёлок отказалась, сославшись на старушечью немощь. Бабушка попросила принести ковёр к подъезду своего дома, а за транспортировку пообещала доплатить. Цыганка охотно согласилась.
Баба Стеша с предельной для себя скоростью поспешила домой, чтобы вызвать милицию и взять похитителей либо перекупщиков с поличным, прямо перед подъездом.
Милиция приехала, но каково же было разочарование следователей и самой старушки, когда они увидели, что цыганка с помощницей, не обращая внимания на стражей порядка, пыхтя, тащат совсем другой невзрачный коричневый ковёр. Милиция обругала бабу Стешу и спешно уехала, оставив растерянную бабушку наедине в цыганками, которые сразу принялись требовать расчёта. Степанида озлобилась и в негодовании стала отказываться от покупки. Однако назойливая цыганка, будто не воспринимала слов отказа и продолжала спешно нахваливать уникальные качества ковра и убеждать старушку обязательно его купить.
– Нет! – Уже кричала баба Стеша во весь голос. – Не куплю я это страшилище! Не нужен мне такой! Ушлёпывайте отсюда!
– Бабушка! Ты гляди-ка какой он тэплый! Ещё сто годков тэбе прослужит! – Твердила цыганка, теребя край ковра пальцами.
– Да пошла ты отсюда! – гневно выругалась Степанида и развернулась чтобы уйти, но цыганка схватила её за рукав куртки.
– Куда же ты, сахарная?! Бери ковэр, вот же отличный! Обязатэльно пригодится!
Баба Стеша уже было полезла в карман за очередной порцией непечатных выражений, как вдруг из подъезда вышел окончивший свою работу сантехник.
– Ну и холодина у тебя в доме Степанида. – Сказал он участливо и передал старушке новые ключи.
«Ладно!» – Подумала баба Стеша. – «Видать судьба, всё равно ковёр-то нужен».
В итоге, после долгих препираний по поводу цены, Степанида купила-таки ковёр у цыганок и заставила сантехника поднять его в квартиру и помочь расстелить в комнате. Сантехник стребовал с зажиточной старушки ещё и на закуску.
Был уже поздний вечер, когда баба Стеша привела квартиру в относительный порядок. Поужинала и видит, время уже за 12 ночи перевалило. Стало быть, пора и спать ложится. Умылась, переоделась, разобрала постель и улеглась поскорей, да только сон не идёт что-то. Тревожно остаться одной в ограбленной квартире, обидно за добро нажитое, за жизнь свою страшно и одиноко конечно.
Только вдруг слышит: громкий шорох в коридоре. Всполошилась баба Стеша, да только чувствует, что пошевелиться то она не может! И тут видит, что заходят в комнату двое. По виду это были мужчина и женщина, только прямые какие-то, такое ощущение, будто у них конечности в суставах не гнутся. Оба неестественно высокого роста, когда в комнату входили, едва в дверной проём поместились причудливо согнувшись. Тут их Степанида лучше рассмотрела. Лица у визитёров были прямые, даже угловатые, руки и ноги неестественно длинные и прямые как палки какие-то, пальцы на руках тоже длинны неимоверной. Одеты странно – мужик в костюме тёмном, на ногах штаны мешковатые, на плечах что-то вроде пиджака. Женщина в платье или халате примерно тех же тонов, длиной почти до пола, а воротник подступает к самому горлу. Но самым страшным в явившихся были глаза и зубы. Глаза горели, постоянно меняя цвет, то желтые, то зелёные, то голубые, белков и зрачков баба Стеша разглядеть не смогла. А вот зубы поистине ужасали. Они были чудовищно длинными и отвратительно торчали изо рта не только сверху и снизу, но и казалось что из-за щек. И не по два, как клыки, а будто бы целым пучком. Эти мерзкие острые, белые отростки исходили изо рта неким подобием щупалец сантиметров на пять или даже семь, сильно искривляясь по все длине. Отдалённо, рот ночных пришельцев напоминал увеличенную пасть миноги, полную острых зубов по всей окружности и готовую, словно адская мясорубка измельчить все, что окажется в непосредственной доступности.
Вковыляв в комнату жуткая парочка пристально уставилась на Степаниду и, протянув непропорциональные руки вперёд, стала приближаться. Старушка обмерла, дикий страх и предчувствие гибели захлестнули её сознание, она хотела молиться, но не могла даже мысленно произнести ни одного слова, хотела схватиться за висящий на шее крестик, но руки недвижно лежали вдоль тела, паника нарастала, Степанида была уверена, что сейчас потеряет сознание и более не очнётся.
Но что-то было не так. Визитёры словно бы упёрлись в невидимую стену перед кроватью и тыкались в неё, не имея возможности приблизится. Тут баба Стеша обратила внимание, что незваные гости стоят на самом краю нового ковра и не могут ступить на него. Гнева на их лицах не было, оно вообще выглядело неестественно, словно резиновая маска, но по судорожным движениям было понятно, что они в замешательстве. Моментально к хозяйке квартиры вернулись силы. Она дёрнула рукой и схватилась за крестик на груди, отчаянно вскричав: «Господи»!
И тут же видение исчезло…
– Я не спала всю ночь! – Нервно рассказывала свою историю баба Стеша отцу.
– На кухне так до утра и просидела, несколько рюмок выпила… (пузырёк для растирания был надёжно укрыт за банками с солениями), хотя спиртное на дух не переношу, только тогда маленько в себя пришла, дрожь колотить перестала. У психиатра я никогда на учёте не состояла, никаких галлюцинаций у меня никогда не было. Но это… Клянусь, это не сон был! Я большую часть жизни убеждённой коммунисткой была, ну, к старости, конечно, пришла к вере, крестик надела, молитовки кое какие знать стала, но всё это так, без усердия. А тут такое значит, что и думать страшно, что же это было!
Наутро осмотрела баба Стеша ковер. С виду обыкновенный, коричневый с серыми вставками, достаточно тёплый. Отогнула краешек, а с внутренней стороны, той, что к полу прилегает, по краю тонкой чёрной ниткой как письмена какие-то вышиты, на языке неизвестном, и так по всему периметру.
Ходила Степанида в поселок цыганский, искала ту цыганку, что ковёр продавала, да только без толку. Никто такую женщину в поселке не видел и ковров в том посёлке не продают, в основном платки, платья.
На базаре ту одноглазую «беляшницу» тоже никто вспомнить не смог. Мало ли пришлого народу на территории.
Когда отец рассказал мне эту историю, она впечатлила моё детское воображение так сильно, что я даже криво нарисовал таинственных визитёров. Рисунок тот конечно не сохранился, помню только, что отец его бабе Стеше показывал, а та иронично сказала: «Что-то есть…» Впоследствии, я ещё много раз эту историю друзьям пересказывал, теперь вот и Вам рассказал.
В скорости отец перешел на другую работу, и совместное с бабой Стешей дело оставил. С тех пор я о ней ничего не слышал. Как она теперь? Жила ли? В принципе, может быть и жива, а если нет, то кто проводил её в последний путь?..
Прошло много лет. Рынок тот разогнали, а торговые ряды снесли. В канун каких-то выборов местный депутат закатал это место в свежий асфальт. По его программе разбили там клумбы, сделали дорожки, поставили низенькую изгородь и лавочки. Иногда я прогуливаюсь в том маленьком парке, где теперь мирно отдыхают мамы с колясками. Я со щемящей тоской вспоминаю расположение торговых рядов, ноги словно бы сами несут меня к знакомым прилавкам, что призраками стоят на своих местах в моей памяти, и тогда я думаю, какие же страшные тайны этого места навсегда утонули в глубинах прошлого.
Художник Как-то похвасталась я свекрови об успехах моего сына (ее внука) в рисовании. Ходили мы на тот момент в кружок. В ответ она сказала, что, мол, ничего удивительного, он в дедушку, я поддакнула, что да, мой дед учился в академии художеств, но свекровь сказала, мол, значит в прадеда и в деда (в свекра).
Про то, что свекор рисует, я слышала впервые. На что свекровь ответила, что вбил себе в голову дурь и зарыл свой талант. Может, добился бы чего-то. Художники хорошо зарабатывают, и мог бы и на пенсии рисовать на заказ. Я, естественно, пристала, чтобы она объяснила, что сие значит.
И свекровь рассказала такую историю.
Свекор так же с детства рисовал, все и всех. С натуры, фантазии, хотя и вырос в деревне .
И хотя нигде не учился, рисунки получались очень профессиональные. Учиться на художника не пошел, так как родители считали, что это баловство. Поступил в институт на вечерний, женился на первых курсах. И, помимо работы на заводе, брал через знакомых халтуры – чертил, рисовал портреты по фотографиям…
Как-то предложили нарисовать портрет-картину-эскиз (не знаю, как правильно назвать) для памятника с маленькой фотографии для паспорта. Нарисовал, понравилось не только заказчикам. Его нашел через этих заказчиков художник, работающий на кладбище, который сам отказался от этой работы, и предложил ему рисовать эскизы. А тот художник уже переносил их на памятники. Платил копейки, но "работодатель", видно, решил сбросить на него всю бумажную подготовительную работу, поэтому на количестве выходило прилично. Работал так несколько лет, потом кладбищенский художник начал пить, и их совместная трудовая деятельность постепенно сошла на нет.
Дома не говорил, что рисует покойников. Это потом рассказал.
Как-то приехал он к родителям, провести отпуск, и захотелось нарисовать ему портрет матери. Нарисовал маслом во весь рост в натуральную величину, шикарный такой. Вся деревня бегала, смотрела. Даже председатель и агроном пришли оценить.
Оценили так, что агроном захотел групповой портрет всего семейства, а председатель оформление доски почета и агитационного уголка. В общем, просьбу председателя он выполнил, а семейство агронома запечатлел в набросках и забрал картину домой дописывать.
Буквально через месяц свекру пришлось вновь приехать в деревню на похороны матери. А когда приехал в отпуск, привез законченный семейный портрет агронома . Заказчик остался очень доволен, портрет вышел выше похвал. Односельчане бегали смотреть. Агроном был такой довольный, что даже сделал "день открытых дверей". Потом делились впечатлениями: "Как живые", "Я прям испугался: открыл дверь, а они сидят напротив все. А потом глядь – это картина"... Тут отец пристал: "Мать нарисовал, стоит, как живая, нарисуй и меня рядом". Нарисовал такой же огромный портрет и отца.
Уехал домой, через некоторое время звонит отец: "Агроном со всей семьей на машине разбился".
Поехали на похороны. Вынесли гробы взрослые, детские, и тут родственники выносят громадный портрет счастливого семейства и ставят впереди. Народ так и отшатнулся. Бабки стали шептать за спиной что-то про проклятую картину.
Вернулся он домой сам не свой. Свекровь говорит, стал себя винить и повторял, что и отца уже тоже нарисовал.
Видно, по селу нехорошие разговоры пошли. Отец звонил, переживал. Агитационный уголок, говорил, спалили. Года не прошло, пришла телеграмма о смерти отца. Свекор даже не удивился, сказал только:" Я же говорил". На похоронах - та же история.
Стоит в хате гроб , а у стенки портреты матери и отца во весь рост, как живые. Увидел, истерика началась. Бросался на картины, братья держали. Бабки опять за спинами пошептали, сопоставили, перечислили – мать, агроном с семьей, отец…
Приехал домой в полной депрессии. Объявил, что карандаш больше в руки не возьмет.
Про халтуры для памятников рассказал. Считал, что эти эскизы покойников всему причина. Стал вспоминать, сколько портретов на заказ нарисовал для неизвестных людей, через знакомых знакомых, и неизвестно, что с теми людьми стало.
Не могли вспомнить до тех халтур для кладбища, умирал кто-то из опортреченных или нет. Но еще такие большие и реалистические портреты до тех случаев не рисовал, может, и в этом дело.
Я еще спросила: "А вас и детей что, не рисовал?"
На что свекровь ответила: "Карандашные наброски делал, а маслом нет... сапожник, как всегда, без сапог". Кстати, любил пейзажи рисовать инопланетные и с искаженной перспективой (или не знаю, как правильно описать, просто повторяю слова свекрови), пугающие, свекровь сказала, что к стенке их всегда поворачивала, не по себе было. А если долго на них смотрела - начинала болеть голова до тошноты. Но пейзажи нравились определенному кругу и их быстро покупали, разбирали. Один неприятный случай вспомнила, тогда, еще до женитьбы, параллельно со свекровью дружил с девушкой-художницей.
Свекор нарисовал такой "пейзажик". Свекровь его видела и красочно мне описала, я попыталась представить, но понять и мысленно увидеть не получилось. Белая огромная Луна, если всмотреться, то видно четкую маленькую, а вокруг как бы ореол бледнее. Вблизи маленькие пятнышки разных оттенков. Создается впечатление, что она огромная, выпуклая и в движении из-за этих пятнышек, впереди море - лунная дорожка (тоже из пятнышек), в которую переходит дорога на обрыве, все под таким углом, что видно, что обрыв, но одновременно дорога как бы продолжается в лунной. На море - большой бумажный кораблик из листика в клеточку, который как бы касается бортом обрыва, но чего на самом деле не может быть. И вроде как бы он на воде, но вершина почему-то смотрит на зрителя, чего просто не может быть. Все перспектива искаженная, но как бы реально. От этого, как сказала свекровь, начинает болеть голова. И по дороге как бы идет (не касаясь ногами дороги) одинокая обнаженная девушка с длинными волосами, которые прикрывают наготу. Нарисована она как-то так, что девушка одновременно и на обрыве, и на лунной дорожке. Эта девушка непонятно как нарисована. Если присмотреться вблизи, то она как бы из ломаных кусочков, а если не вдаваться в детали, то она и на лунной дорожке и на обрыве, и создается впечатление, что она движется (как так нарисовать, я не представляю). Все это в бело-зеленоватом лунном свете и очень пугающе, реалистично. Еще как-то от освещения она менялась, оживала что ли (со слов). Свекрови эта картина не понравилась, а у той девушки-художницы вызвала восторг, она сказала, что это она, и картина про нее, и выпросила ее себе в подарок. Повесила этот ужас у себя в комнате.
Через пару недель друзья были в гостях у этой девушки-художницы и стали свидетелями кошмарной сцены. Девушка сидела на диване и задумчиво смотрела на картину. Ребята о чем-то разговаривали за столом под чай с тортиком. Вдруг девушка вскочила, схватила со стола нож и стала резать и бить эту картину в какой-то дикой ярости. Ее пытались унять, потом у нее из носа просто хлынула кровь. Все испугались, картину выбросили. Почему девушка себя так повела – не смогла объяснить.
И потом произошел последний случай, который все решил.
Друг у него был закадычный, еще с детства, с одной деревни, потом в одном институте учились на одном факультете, курсе. Стал друг его успокаивать, стыдить, просить не зарывать талант и рисовать хотя бы нормальные пейзажи и натюрморты. Но свекор отказывался наотрез, говоря, что и яблоки с вазами, его кистью нарисованные, принесут несчастья.
Как-то друг стал спорить, что все это выдумка и самовнушение. И заставил свекра нарисовать его портрет и удостовериться, что все совпадение.Свекор поддался уговорам.
-И чем все закончилось?
-Через год друг умер от лейкоза.
Что было с художником - словами не передать, свекровь сказала, что думала, что и он за другом последует. Или с ума сойдет. Сидел ночами и рисовал свой портрет. Наказывал себя так или убивал. Наверное, штук сто нарисовал. Потом все собрал: и картины старые, и наброски, и кисти, и краски, и все сжег на пустыре. С тех пор даже детям елочку в альбом на рисование ни разу не нарисовал.
Я в шоке была от ее рассказа. Даже и не знала, что сказать. Свекровь была уверена, что все просто совпало. А мне было не по себе, столько совпадений. Свекровь еще о его сюрреалистических картинах сказала, что "такое рисовать может только человек с поломкой в голове". То, что свекор незаурядная личность, я и так видела (чего стоила его феноменальная память, как все шутили, "память разведчика": запоминал таблицы, графики, схемы, формулы за пару минут, просто на них посмотрев ). Про записную книжку в голове со всеми датами и телефонами я уже не говорю. Два высших образования, руководящие должности, потом все бросил, пошел в моря.
Немного эксцентричный, но никаких сдвигов или "поломок в голове" за ним не замечала.
Белая собакаМой муж служил в армии, а я работала в торговом центре до 23:00. Домой я ходила пешком, машины у меня нет, на такси не наездишься, а идти минут 10 быстрым шагом. Правда, через частный сектор, а потом по проспекту, где стоят на дороге девушки лёгкого поведения. Но встречать меня было некому, поэтому каждый вечер я собирала всю свою храбрость и шла домой.
В один зимний вечер иду я так же с работы. Мороз, снежок падает. Вокруг ни души. Иду, мечтаю, что скоро муж вернётся, и мы будем счастливы. И что-то очень замечталась.
Откуда-то из переулка вынырнули двое пьяных парней. Начали нагло хватать, предлагать провести вечер.
Стою, у самой слёзы в глазах, и вдруг вспомнила — нас так ещё в школе учили. Позвать собаку, как будто вы с собакой гуляете.
И вот я кричу:
— Дружок, Дружок! Ко мне! — такая кличка, потому что у нас так в деревне у родственников зовут пса.
Дальше просто ступор. Откуда-то выскакивает белая огромная собака и начинает кидаться на этих парней. Они еле убежали. А я пошла дальше. «Дружок» со мной — не отстает ни на шаг. И так он шёл за мной до самого подъезда. Я думала уже к себе его забрать, позвала — он не пошел. А сам стоит, смотрит, как я в подъезд зайду. Я зашла домой, схватила сосисок, сколько под руку подвернулось. Вышла, хотела отблагодарить, а собаки и след простыл.
Может, мой Ангел-хранитель меня спас под видом собаки… В любом случае, спасибо псу за то, что он появился в нужное время и в нужном месте и заступился!
Мебельный склад В тот день, как обычно, я проснулся в два часа ночи. Мой суточный режим совсем сбился. Достав сигарету, я отправился на балкон покурить. Ночная тишина, плотно окружавшая город, вызывала какое-то тревожное чувство. Лишь изредка проезжавшие машины разбавляли угнетающий страх.
Страх — он постоянно преследовал меня. В последнее время мне стало совсем плохо. У меня нет родителей, жил я один в большой квартире, доставшейся мне по наследству. Никак не мог найти работу — не брали из-за отсутствия опыта. Конечно, я бы мог пойти работать грузчиком или тем же уборщиком, но тут уже в дело вступал целый букет болезней, который я заработал с детства. А деньги-то нужны. Я бы мог разменять квартиру, но мечты о том, что у меня когда-нибудь будет большая семья, любимая жена и куча деток, не давала мне этого сделать. Но страх был совсем не из-за этого. Я чувствовал, инстинктивно чувствовал, что в скором времени со мной произойдет что-то ужасное...
Я зашел в магазин и сразу на прилавке развернул газету с объявлениями. Среди списка давно знакомых текстов я увидел нечто новое. «Работа для всех». В тот же день я позвонил туда, и меня приняли. Работа была несложная. Нужно было охранять небольшую территорию — какой-то заброшенный цех. В первый день мне объяснили, что да как. В принципе, ничего особенного — удивило только то, что работать я буду не один, а еще с каким-то пареньком.
Я сразу же осмотрел территорию. Цех был закрыт, но через щели я увидел, что это обычный мебельный склад. Там была собранная мебель, уже готовая к продаже, и разобранная, которую собирали днем и отвозили в магазин, который находился примерно в 200 метрах. Ничего необычного не было — шкафы, диваны, какие-то доски, тумбы, зеркала и прочее.
В первую ночь я познакомился с пареньком-напарником, его звали Володей. Он оказался таким же неудачником, как и я. Не буду вдаваться в подробности, скажу, что, хоть он и был моим ровесником, относился ко мне он как к старшему, постоянно услуживал, и мне это нравилось. Каждую ночь мы говорили о жизни, о своих мечтах. Он хорошо играл на гитаре, а я рисовал. Мы быстро сдружились. А страх, который преследовал меня, стал пропадать.
И вот однажды, проводя время за очередной беседой, мы услышали какой-то шум в цеху. Страх тут же вернулся. В голову сразу полезли мысли о призраках и прочей чертовщине, но я отогнал их и стал внушать себе, что это все сказки, придуманные для детей. Мы, крадучись, подошли к цеху и заглянули в щель — всё тихо. Было видно, что одно из зеркал упало и разбилось. Кстати, забыл упомянуть, во время собеседования мне сказали, что предыдущего сторожа уволили как раз из-за того, что кто-то постоянно портил мебель, особенно зеркала. Они бывали или разбиты, или поцарапаны, но при этом всегда лежали отражающей стороной вниз.
Мы решили разобраться с этим утром и пошли было обратно в сторожку, но что-то заставило меня остановиться. Я сказал Володе, что нам нужно кое-что проверить, и направился к осколкам.
— Володя, сходи, принеси веник и совок, — сказал я напарнику.
Пока Володи не было, я решил собрать крупные осколки руками. Подняв первый, я поднес его к своему лицу, потому что не видел его уже несколько дней. Разглядывая недельную щетину, я заметил на осколке какое-то черное пятно, как будто от сажи. Я протер его рукавом и взглянул снова...
По телу пробежала дрожь. Это было вовсе не пятно. Какая-то черная субстанция стояла сзади меня. И пока я протирал осколок, она приблизилась ко мне на пару метров. Я обернулся, но никого не увидел. Я вновь взглянул в осколок, и у меня волосы встали дыбом. От страха я забыл, как дышать. Через силу я вдыхал воздух и выдыхал, вдыхал и выдыхал. Такого страха я не испытывал никогда. Оно стояло прямо за моей спиной, я чувствовал его всем телом. Сквозь черную пелену можно было разглядеть силуэт. Длинные и тонкие руки и ноги, огромная голова. Глаза закрыты, как будто оно спит. Я понял, что, когда на него смотришь через зеркало, оно не может двигаться.
Время никогда не тянулось так долго. Где же этот чёртов Володя? Я молча стоял и смотрел. Из-за того, что я очень сильно сжимал осколок в руке, он впился мне в ладонь, как нож в масло. Кровь текла по руке, но физическая боль была ничем по сравнению со страхом, который я испытывал. Осколок, весь в крови, стал выскальзывать из рук. Володя, где же ты?
Я никогда в жизни так не радовался, как в тот вечер, когда услышал звук открывающейся двери.
— Володя, быстро неси сюда зеркало!
— Какое?
— Любое, какое найдешь.
— Тут только шкаф с зеркалом...
— Так оторви его к чертовой матери!
— Но ведь платить придется.
— Ну и что?! Делай, как я сказал!
Пока Володя тащил зеркало, я наблюдал за т.варью. Он не двигался.
— Так, теперь поставь его передо мной и держи, — сказал я, когда Володя принёс зеркало.
Как только зеркало оказалось передо мной, я выкинул осколок и схватил зеркало. Держа его перед собой, я направился к выходу. Володя шел сзади. Т.варь стояла на месте. Черт, как же тяжело было идти! Пока я стоял, ноги затекли, но неприятнее всего была боль в руке, которая не давала мне нормально держать зеркало. Я чувствовал, рука вот-вот разожмется и зеркало выпадет.
Я был почти у выхода. «Нет, Господи, нет, только не сейчас», — молился я про себя. И тут рука разжалась...
Последнее, что я помню — как голова Володи оторвалась от тела и повисла в воздухе. Я слышал, что голова может несколько секунд прожить без тела, а сейчас я увидел это собственными глазами. Его лицо исказилось гримасой страха, а из глаз хлынули слёзы. Как бы я хотел, чтобы это все оказалось лишь ужасным сном... Но это было на самом деле.
Внезапно я почувствовал всплеск адреналина, и мои ноги понесли меня с бешеной скоростью. Я бежал очень долго, пока не добежал до своего дома. Там, заперевшись изнутри, я стал курить одну сигарету за другой. Я думал о Володе, о родителях, о своих мечтах. Я понимал, что вместо Володи мог бы быть я. У меня никогда не было такого желания жить..
Источник:
интернет
Гости (Прочитано 2568 раз)