Татьяна Друбич, которую вы не знали...
Татьяна Друбич - замечательная, умная, цельная, талантливая, добрая... Золотой человек!
Она казалась мне человеком сдержанным, закрытым, из тех, кто держит людей на расстоянии. (Кстати, я это не со знаком «минус» говорю, сама не люблю «душевные насморки».)
Мы познакомились восемь лет назад, когда обе стали членами попечительского совета благотворительного фонда помощи хосписам «Вера».
Ее сила — в сдержанности. Это правда. Не швыряется эмоциями. При этом — очень искренняя. С самоиронией.
Интервью дает редко. В том числе и о благотворительности.
(«Самое нежелаемое для меня в благотворительности — говорить о благотворительности».)
С тринадцати лет начала сниматься в кино. Но актерству учиться не стала. Поступила в медицинский институт.
(«Образование медицинское способно заменить и актерское, и почти любое другое, если речь идет о понимании человека, мотивов его действий, реакций. Но главное: оно дает иное — полноценное — восприятие жизни».)
После института пять лет работала эндокринологом в поликлинике. (Один человек смешно ее спросил: «Эндокринолог — от слова end?»)
Люди приходили к ней на прием и удивлялись: «Где мы вас могли видеть? В регистратуре?»
В 1991 году занялась бизнесом.
(«Все куда-то кинулись. И я — от беспечности, азарта и наивности».)
Коридоры «Мосфильма» были пустыми и страшными. Все разорено, гуляет ветер. И вот пока другие актеры сидели и ждали — она резко все в своей жизни поменяла.
Про актеров говорит — они, а не мы. Не то чтоб не привыкла, когда слышит: «Татьяна Друбич запятая актриса». Привыкла.
(«Но врачом невозможно перестать быть. Чуть что, доктора включаю».)
Когда начинала бизнес, продала свои «Жигули» — это был ее первый взнос. Потом возглавляла московское представительство солидной немецкой фирмы. А потом пришли другие — обученные управленцы. И она отошла.
«Сто дней после детства», «Спасатель», «Избранное», «Асса», «Черная роза — эмблема печали, красная роза — эмблема любви», «Храни меня, мой талисман», «Десять негритят», «Привет, дуралеи», «Москва», «Анна Каренина»…
Когда ей говорят: «Ваша фильмография — «ничего мимо», смеется: «Ну, стараюсь, чтоб кошерно». Или — серьезно: «Я стараюсь делать так, чтобы себя не корежить. Мне это легко».
Такая с виду ломкая, хрупкая — а переломить непросто.
Собранная, организованная, дисциплинированная.
Сергей Соловьев сказал: «Танина работоспособность совершенно естественна, для нее это органика».
Мы много говорим о Вере Миллионщиковой.
Вера была гений. Она с нуля создала Первый московский хоспис, который теперь носит ее имя.
А Таня сегодня вместе с Ингеборгой Дапкунайте — сопредседатель попечительского совета фонда «Вера».
Делами фонда занимается не от случая к случаю, а каждый день — повседневная, тщательная, рутинная работа.
Надеюсь, что через отдельные фрагменты нашего разговора с Татьяной Друбич читатель хотя бы в малейшей степени почувствует благородное достоинство этой работы.
Это именно то благородное достоинство, которое не имеет единого выражения, но выражается во всем без исключения.
«Если бы я не встретила Веру Миллионщикову — жила бы сейчас совсем другую жизнь. Она меня «перекомутировала». До встречи с Верой я не верила в благотворительность как в профессиональное дело».
* * *
«Говорят, незаменимых людей нет и время лечит. Неправда. И время не лечит. И незаменимые есть. Верин уход — колоссальная, невосполнимая потеря.
Но я и сейчас чувствую в хосписе Верино присутствие. Везде и во всем. Она нас не оставляет. И это дает силы и помощь.
Верина младшая дочь Нюта* продолжила ее дело. Нюта жизнь кладет на развитие хосписов в нашей стране».
* * *
«Благотворительностью занимаются, наверное, самые чуткие люди. Хосписами — точно самые зрелые».
* * *
«Лежал в хосписе мальчик Даня. У него была огромная опухоль мозга. Он совершенно ни с кем не хотел идти на контакт. А Таня Арно стала опекать его. Часто приходила к нему, они гуляли, разговаривали. Родители у этого мальчика были наркоманы. Они являлись к Дане в хоспис только для того, чтобы воровать подаренные ему разными людьми игрушки. Потом его маму посадили в тюрьму. А опухоль мозга росла и росла, и ее стало очень видно. Даня стеснялся из-за этого выходить на улицу или общаться с девочками из детдома, проведывающими его. Тогда Таня Арно купила Дане куртку с большим капюшоном. И они продолжили свои прогулки и разговоры. Когда Даня умер, несколько работников хосписа хотели уволиться, так было тяжело».
* * *
«Благотворительность естественна для человека. Почти как инстинкт. Если его нет — это уже патология. Таких меньше, чем более или менее нормальных. На них и надежда».
* * *
«Сегодня хоспис №1 имени Веры Миллионщиковой самое человеческое место в Москве. Там нет цинизма».
* * *
«Вот стали звонить люди и благодарить… за уход близких. Первый раз, когда за это сказали «спасибо», мне стало страшно. А сейчас не удивляюсь, когда слышу: «Знаете, мама перед смертью сказала, что в жизни ей так не было хорошо, как теперь, когда она уходит». В хосписе берегут достоинство человека. И люди умирают не в унизительных мучениях, с нестерпимой болью, а в покое».
* * *
«Бывает, что между родными не складывались отношения, а в хосписе они выравниваются. Всем становится легче, не только умирающему, но и близким. У них остается время сказать друг другу что-то самое важное».
* * *
«Отвернувшись от смерти — не поймешь жизнь. Ведь ничто не проявляет, не проясняет жизнь, как смерть. Это факт медицинский».
* * *
«Моя дочь несколько раз играла в хосписе. Она пианистка, композитор. И как-то играла концерт, а в это время в хосписе был один человек. Он когда-то работал на «Мосфильме». А потом я встретила его жену, и она мне сказала: «А вы не помните, ваша дочь играла в хосписе Шуберта? Так вот, мой муж слушал ее концерт. А он очень тяжело уходил. Но когда мы после того концерта вернулись в его палату, муж был так нежен со мной, как уже много, много лет не был. На следующий день он умер». «Знаете, — сказала мне та женщина, — он умер очень-очень счастливым».
* * *
«Моя работа в фонде — это бесконечные добывания денег, всякие прошения. Без обманов, к сожалению, не обходимся. Но я делаю все, что могу и не могу. А настоящие благотворители — это волонтеры. Без них — никуда. Вот они — высшая каста. Если у человечества и есть будущее, то оно за ними».
* * *
«Еще недавно люди не хотели давать деньги на хосписы. Не понимали: если человек все равно умрет, зачем деньги в землю закапывать? А сегодня именно частных жертвователей стало много, и это очень разные люди, молодые и немолодые, обеспеченные и совсем небогатые».
* * *
«А вот со стороны государства к благотворительности по-прежнему тотальное подозрение. Но у человека все равно нет выбора: он должен быть человеком. И ни одно самое благополучное государство не заменит помощи человека человеку. Это так просто. Но понять дано не каждому. Государству в том числе».
* * *
«За помощью обращаюсь и к знакомым, и к незнакомым. Отказы очень переживаю. Поэтому готовлюсь к таким встречам. Продумываю, как партию шахматную. Выигрываю не всегда.
Сейчас вот поставила перед собой задачу: укомплектовать хоспис современным оборудованием. И есть компании, которые мне в этом помогают, дают свою продукцию. Разумеется, бесплатно».
* * *
«В одном благотворительном фонде рассказывали: была презентация книги — истории детей, которые перенесли операции на сердце. Пришли богатые дамы со своими детьми. И никто из них не купил ни одной книги. «Ой, — сказали они, — нам лишние эмоции не нужны».
Люди себя берегут. Их понять можно.
«Ой, нам лишние эмоции не нужны» — и 50 копеек не дадут на хоспис от каждой проданной шоколадки, например. Ну не хотят они! Не заставишь ведь. Жалко их. Несчастные люди.
Хотя работа в фонде примирила меня со многим. Как-то меняется масштаб событий и переживаний. То, что казалось важным, — сдувается и становится мнимым».
* * *
«Могу наткнуться на человека — а он вдруг поклонник фильма «Асса». Ну тут я, не колеблясь, начинаю «торговать лицом». Говорю: а давайте вот про это и это подумаем вместе, как мы можем вот это с вами преодолеть… Если он решит, что я его использую, какая мне разница? (Смеется.) Я не спасаю его душу. Может, он ни за что и никогда бы не дал денег на хоспис, если бы не любил фильм «Асса».
* * *
«Я к людям отношусь по-чеховски. Как к пациентам. И это многих раздражает. Они требуют от меня каких-то громких заявлений, активной гражданской позиции, нерукопожатности с кем-то, дать в глаз в какой попадешь… Но я человек терпеливый».
* * *
«Вот говорят: прожиточный минимум. А мне кажется, важнее: прожиточный максимум. Прожиточный максимум: это можешь помочь — помоги, не отдают долги — все равно продолжать давать в долг, предали — не считай, что весь мир предатели-обманщики. Как говорила Вера Миллионщикова: помощь возвращается, только оттуда, откуда не ждешь».
* * *
«Хоспис — это мой прожиточный максимум. Мое движение сопротивления. Всему, от чего меня тошнит. Всему, что я ненавижу. Сопротивление равнодушию. Самодовольству. Трусости. Непорядочности. Дальше могу фамилии назвать». (Смеется.)
/Жить хорошо/
Татьяна Друбич, которую вы не знали... (Прочитано 1251 раз)