Стук во входную дверьЯ, вздрогнув, проснулся от еле слышного стука во входную дверь и непонимающе уставился в темноту. Это была одна из тех беззвездных зимних ночей, когда мрак, становясь густым и осязаемым, окутывает еще скованное сном сознание, не позволяя мыслить логически. Никто в здравом уме не встанет из-под теплого одеяла в объятия остывшей за ночь квартиры, чтобы узнать, кого же принесло на порог в третьем часу ночи. Но я почему-то встал.
Медленно мои пальцы двигались вдоль стены в поисках выключателя, так и не обнаружив его, хотя, казалось бы, в этом маленьком помещении все давно было заучено наизусть, поэтому ко входной двери я подошел в темноте и поначалу прислушался. Около минуты царила полная тишина, из подъезда не раздавалось ни единого звука. Я уже было подумал, что стук мне просто приснился, как вдруг прогремели два сильных, настойчивых удара, заставив вздрогнуть от неожиданности. Это уже была форменная наглость, испуг сменился злобой, и я, резко повернув ключ, рывком распахнул дверь. На лестничной площадке было пусто. Ни сверху, ни снизу не доносилось эхо удаляющихся шагов того шутника, что решил развлечься таким странным способом.
Тогда я не придал этому особого значения, так как жил на втором этаже, и некто вполне мог успеть выскочить из подъезда пока я открывал замок, хотя для этого ему нужно было быть очень прытким. Поежившись от устремившегося в квартиру холода, я поскорее запер квартиру и, наконец, включил свет в прихожей.
Упрощенная планировка моего однокомнатного жилища как ничто другое способствовала появлению сильных сквозняков, потому кухня, отделенная от комнаты лишь тонкой стенкой, обычно плотно закрывалась дверью с крепкой советской щеколдой. Очевидно, вчера я забыл это сделать, так как дверь была слегка приоткрыта. Адреналин уже схлынул, мозг медленно засыпал, потому руки автоматически закрыли засов, а послушные ноги донесли мое сонное тело обратно в кровать. Ночь, рассекаемая снегопадом, продолжала вытягивать свет из всего сущего, и я моментально провалился в сон без сновидений.
Прошел час или, быть может, всего пять минут с того момента, как я лег, и что-то снова потревожило мой слух. Вокруг была непроглядная темнота, я сел и прислушался. Секунда, другая, и вдруг появляется знакомый стук, но уже не во входную дверь, а в стенку из кухни в комнату. Он был почти осязаем в ночной тишине. Ледяная волна пронеслась по моему телу с головы до ног.
Постукивание усиливалось, учащалось, и медленно, но равномерно продвигалось вдоль стены в сторону прихожей. Я отчетливо понимал, что закрывал входную дверь и что сплю очень чутко, а потому никто не мог войти в квартиру, не разбудив меня при этом, однако настойчивый стук был реален. Тук-тук, тук-тук, все ближе и ближе к выходу из кухни. Тук-тук, тук-тук — вторило в такт мое готовое вырваться из груди сердце. Разум пытался подобрать комбинацию логических действий для такой ситуации, но алогичность происходящего выворачивала поток мыслей наизнанку.
Я вспомнил все, что слышал о привидениях, домовых и прочих ночных посетителях, и не нашел ничего лучше, чем старый способ, о котором мне рассказывала еще прабабка, впуская на ночлег в свой деревенский дом. Она каждый раз повторяла — «Внук, если услышишь среди ночи возню в сенях или громкий звон посуды, то смело кричи на шум распоследними словами, которыми вы с ребятами перекрикиваетесь, пока бегаете в поле, да погромче, за это уши тебе драть не стану.» Распоследние слова мне в голову не шли, потому я просто вдохнул поглубже и, пугаясь собственного осипшего голоса, заорал — «Пошел к черту!».
Стук на мгновение затих, затем из за стены раздался визжащий, срывающийся в фальцет смешок и постукивание, уже куда более сильное и быстрое, устремилось к двери в прихожую. Я в ужасе вскочил с кровати и на ватных ногах в два прыжка выбежал из комнаты. Щеколда была все так же надежно закрыта. Пока я судорожно запрыгивал в одежду, не заботясь об аккуратности, постукивание добралось до двери.
Мы оба затихли. Я отчетливо различал глубокое дыхание доносившееся с той стороны. Немая сцена продолжалась пару минут, а затем дверь сотряс сильнейший удар. С потолка полетели куски старой штукатурки, петли натужно затрещали, но толстая щеколда выдержала. Последовал еще один удар, затем еще, но уже в окно. Загудели стекла, открылась оконная рама. Я, окончательно теряя здравый рассудок, одним прыжком выскочил из квартиры и бегом понесся во тьму пустых улиц, слыша вместо эха своих тяжелых шагов лишь леденящий душу «Тук-тук, тук-тук», теряющийся в вое холодного ветра.
Весь остаток ночи я бездумно бродил по району, греясь в подъездах и шарахаясь от каждой тени. Долго находиться на одном месте не получалось, подсознание, будто издеваясь, улавливало любые мелкие звуки и трансформировало в отголоски постукивания, снова и снова гоня меня прочь. Вскоре забрезжил поздний декабрьский рассвет, а за ним показались сонные собачники со своими не по времени бодрыми питомцами. Люди стали стягиваться к парковкам и остановкам, город ожил. Вся эта обыденная, серая суета вернула меня к ощущению реальности, а ночные страхи отступили. Остался только осадок от собственной глупой трусости и сильное желание поспать. Не смотря на это, мне совершенно не хотелось идти назад. Иррациональный испуг прошлой ночи еще действовал, но здравомыслие подсказывало, что мой дом — это моя, черт возьми, крепость. Нужно предпринять попытку доказать это, в первую очередь самому себе.
Медленно, растягивая каждую секунду пути в нечто несоразмерно долгое, я возвращался. Дорога длиной всего в пару кварталов заняла почти целый час. По мере приближения к жилищу тревога все усиливалась, потому, для подстраховки и внутренней уверенности, я пригласил к себе друга, который жил неподалеку, под предлогом помощи в подготовке к якобы предстоящему ремонту.
Приободрившись от его скорого согласия, я зашел в подъезд и через пару мгновений уже стоял напротив своей входной двери, прислушиваясь к звукам. Внутри было тихо.
Не без тревоги я повернул ключ в замке и вошел внутрь, быстро включив свет. Все выглядело точно так же, как в момент моего бегства. Из коридора виднелась незаправленная кровать в комнате, по полу тут и там были разбросаны кое-какие вещи, которые я уронил, пока в спешке собирался. Кухня осталась заперта. Глубоко вздохнув, я медленно отодвинул щеколду, стараясь делать это совершенно бесшумно, а затем, собрав волю в кулак, распахнул дверь.
Внутри все было на своих местах. Уже смелее я зашел внутрь, оглядываясь по сторонам, проверил дверь изнутри, оконную раму и пол. Нигде не было и следа чьего-либо ночного присутствия. Затем мое внимание привлекла стена, разделяющая кухню и комнату. Отойдя от окна, я слегка постучал по ней, пытаясь воспроизвести тот звук, что слышался ночью. Постукивая, я начал медленно продвигаться в сторону двери. Тук-тук, тук-тук. «Пошел к черту!» — громкий крик внезапно раздался из комнаты. Я оцепенел, это был мой собственный голос, только с каким-то совершенно неестественным привизгом.
Пару мгновений я стоял не в силах пошевелиться от страха, а затем рванулся к выходу, с размаха ударив плечом кухонную дверь. Посыпалась старая штукатурка, но дверь не поддавалась. Щеколда оказалась закрыта с той стороны.
Я стоял, тупо глядя вперед, и тяжело дышал в попытке осознать происходящее. Зазвенел мобильный телефон, который остался на полке в коридоре. Пару секунд мелодия громко оповещала о входящем звонке, а затем прервалась. Мой голос с другой стороны двери спокойно отменял встречу с другом, который, насколько я успел разобрать, звонил предупредить о том, что слегка задерживается, но прибудет с минуты на минуту.
Это стало последней каплей. В ужасе отступив от двери, я вскочил на подоконник и открыл кухонное окно, нужно было убираться отсюда любым способом. Внизу за прошедший месяц намело немалый сугроб, да и второй этаж был не то, чтобы очень высоко от земли, потому, ни секунды не раздумывая, я прыгнул вперед, но зацепился карманом расстегнутой куртки за край оконной ручки. Рама со стеклом, звонко хлопнув, закрылась, резкий рывок слегка изменил траекторию моего падения и я весьма болезненно ударился, приземлившись далеко от центра того сугроба, в который целился. Чертыхаясь и держась за отбитый бок, я кое-как встал на ноги и неожиданно для себя обнаружил, что эта оплошность, вероятно, спасла мне жизнь. В центре сугроба, слегка присыпанный вчерашним снегом, торчал острый обломок железной ржавой трубы, которая, если бы не случайность, с легкостью пронзила меня насквозь.
Быть может, это было просто совпадением, но в тот момент мой объятый паникой рассудок незамедлительно связал события, происходившие в квартире, и этот кусок трубы в единую, фатальную цепочку. Чей-то злокозненный замысел пытался провести меня по тонкому мостику между тысячами вероятностей прямиком к смерти. Так я думал в тот момент. Именно этот факт осознания чужеродного вмешательства придал мне сил, породив нечто вроде благородной злости. Я не бежал прочь в панике, а думал. Вернувшись в свой подъезд и сев около собственной двери, я размышлял. Долго, очень долго, раскладывая все, что случилось, на иллюзорные полочки здравомыслия.
День сменился вечером, из квартиры не доносилось ни звука. Холод и дрема все сильнее наваливались на меня, а в голову, как назло, не шла ни одна дельная мысль. Прошел час с тех пор, как я в последний раз вставал на ноги, прохаживаясь по лестничной площадке. Сон валил с ног, и только пробирающий до костей мороз, сочившийся сквозь неплотные окна подъезда, хоть как-то бодрил. Наконец я понял, что сил больше не осталось. Я сломлен, голоден, страшно замерз и вот-вот усну прямо на полу. Все это напрочь вытеснило страх, отодвинув его на задний план.
Ключи от квартиры остались внутри, потому я не придумал ничего более идиотского, чем просто постучать в свою собственную квартиру, в изнеможении навалившись на стену рядом. Прошло не более минуты, как вдруг дверь плавно приоткрылась. Смутно отдавая отчет в своих действиях, я схватил ручку, резко дернув ее на себя, заскочил в квартиру и захлопнул дверь, закрыв замок изнутри. Ноги подкосились от ужаса, я сидел в кромешной темноте коридора, тяжело дыша и ожидая своей участи. Неожиданно со стороны лестничной клетки раздались два сильных удара и разочарованный, визгливый вздох. Затем повисла звенящая тишина. Я, слабо веря во все происходящее, постепенно осознал, что все закончилось, что мне совершенно случайно удалось победить в этой странной, инфернальной игре, а затем услышал слабый стук в дверь к соседям напротив.
Тук-тук.
Я найду тебя Эта страшная история случилась со мной в прошлые выходные. Хотя, мне кажется, что все еще не закончилось. И он все-таки нашел меня…
В начале прошлой недели меня вызвал начальник и обрадовал двухдневной командировкой в Димитровград. Ехать, конечно, не хотелось, но мне посулили отгулы и квартальную премию. Поэтому пришлось паковать чемоданы.
По приезду мне выделили корпоративную квартиру. Хотя выглядело все менее фешенебельно, чем звучало. Обычная однокомнатная квартира, с потрескавшимся, но все же евроремонтом. Окна выходили во двор, где напротив стоял другой дом. В общем, ничего особо примечательного.
Весь день я проводила на работе, зарывшись с головой в документы, а вечером смотрела телевизор. Как вы понимаете, Димитровград после Москвы меня не впечатлил. Вечером второго дня я уже сидела на чемоданах. Обратный билет был на следующий день, но мне удалось поменять его, добавив свои деньги, поэтому оставалась ждать всего пару часов до поезда. От скуки я стала смотреть на дом напротив.
Мое внимание привлекло окно на втором этаже. В ярко освещенной комнате ссорилась, по всей видимости, супружеская пара. Жена что-то высказывала мужу, а тот молча слушал. В какой-то момент мужчина сорвался и начал бить женщину. Было ужасно наблюдать за этим. Удар, еще удар, еще… Наконец он остановился, посмотрел на жену и вышел из комнаты. У меня был легкий шок, всю буквально трясло.
Я не успела прийти в себя, как этот ненормальный снова появился в комнате. Его пальцы сжимали обычный кухонный нож. Он провел рукой по выключателю и свет погас. Меня буквально прорвало. Я ревела, будто там была моя мать или сестра. Дрожащими руками набрала 02, и, рыдая, пыталась объяснить, что на моих глазах убивают женщину. Звонок приняли и действительно, минут через десять во двор въехал милицейский пазик.
Мне позвонили, чтобы уточнить еще раз квартиру и ппс-ники зашли в подъезд. Они пробыли там недолго, выйдя оттуда одни. Сели обратно и уехали. Я набрала еще раз дежурного, на что мне ответили, типа, квартиру проверили, ничего такого там нет, все в порядке. Ответили, «спасибо еще скажите, что как ложный вызов не оформили».
Я снова подошла к окну, в той самой комнате стоял муж, его жены нигде не было видно. Он смотрел в окно, потом подошел к стене и выключил свет. Фонарь около подъезда освещал часть комнаты. Совсем чуть, чуть. Но мне хватило, чтобы увидеть мужские руки, которые опустились на подоконник. Мужчина сейчас был около окна, он смотрел в него на противоположный дом, на мой дом, вычисляя меня.
Телефон резко зазвонил, на нем высветился незнакомый номер. Я, стараясь, не паниковать, ответила. Это была оператор такси. Днем я бронировала на это время такси, и она спросила все ли в силе. Через двадцать минут, приехала машина, и меня отвезли на вокзал. Весь оставшийся путь домой я не могла забыть то, что произошло на моих глазах. Благо, по приезду, работа вытеснила все из моей головы. До поры, до времени…
Как-то вечером я возвращалась домой и меня остановила соседка, премилая, правда, несмотря на года, не очень умная бабулька. Она поведала, что меня искал какой-то сослуживец. Старушка подсказала квартиру, но предупредила, что я еще на работе. Меня это, мягко говоря, напрягло. Дело в том, что никакие сослуживцы ко мне прийти просто не могли. Да и не за чем. Дома я на всякий случай закрылась на все замки.
Вечер прошел как обычно. Ужин, телевизор, комп. Я пошла на кухню заварить свежего чая. По какой-то, неведомой даже мне традиции, заварочный чайник стоит на подоконнике. Я потянулась к нему, машинально взглянув в окно, и вскрикнула. Внизу стоял тот самый мужчина из Димитровграда. Неподвижно застыл и угрюмо смотрел мне прямо в глаза.
Я позвонила сестре, и она с мужем приехала почти сразу. Они весь вечер провели со мной. На следующий день мне удалось взять на работе отпуск. Сестра посоветовала мне уехать на время к матери ее мужа в Ростов, а они вроде пока что-нибудь придумают. Так я и сделала.
Отъезжая от вокзала, я помахала им рукой и села около окна. Поезд постепенно набирал ход, мимо все быстрее проносились люди. Внезапно промелькнуло знакомое лицо. Ухмыляющаяся морда того самого мужика. Я слышала, как сердце сразу бешено забилось. Поезд ехал все дальше и дальше, оставляя этого страшного человека в Москве. И мне практически удалось успокоиться, когда на телефон с незнакомого номера пришла емкая и короткая смс, после которой я чуть не потеряла сознание. На экране смартфона высветилось три слова: «Я найду тебя»
«Давай помянем бабушку...»Автор: Екатерина Морозова
Не подумайте, с головой у меня всё в порядке, галлюцинациями и навязчивыми идеями не страдаю. Но, по-моему, недавно я пообщалась с нечистью. Просто иначе, чем мистикой, я произошедшее объяснить не могу…
Живём в многоэтажке на последнем этаже, где даже днём жутковато, особенно если в одиночку. Наша лестничная площадка разделяется на два «кармана»: один налево, другой — направо. Между ними стояк с лифтами. В левом отсеке жила Шура, одинокая пожилая женщина. Через общую с нами стенку мы иногда слышали, как она там ходит и кашляет, гремит посудой или разговаривает по телефону.
Шурины дальние родственники, разбросанные по провинциям, навещали её раз в сто лет. Зато с некоторых пор повадилась к ней какая-то неместная по имени Рита, которая называла себя её племянницей и снимала угол в другом доме.
Прошлым летом, когда мой муж с сыном уехали в Рязань к свекрови, сидела я как-то ночью в пятницу одна, смотрела ужастик. Дом уснул, вокруг тишина, кроме звука из телевизора. В фильме напряженная сцена, я дыхание затаила. И тут, в самый острый момент, раздаётся глухой стук во входную дверь.
Напряглась я: кого принесло? Внизу домофон, так что чужие не войдут. И почему стучат, если есть звонок?
Стук стал настойчивым. Гость уходить явно не собирался, страшно стало. Подошла я к двери.
— Кто там? — спрашиваю осторожно. В ответ:
— Это я, тётя Шура. Открой! — голос вроде её, в глазок смотрю: действительно, стоит Шура собственной персоной, что называется, во плоти.
Думаю, наверное, случилось что-то. Отворила, а та стоит столбиком и улыбается как-то странно.
— Ты в порядке, тёть Шур? — спрашиваю, а у самой чувство, будто что-то тут не так.
— Можно зайти? — спрашивает Шура вкрадчивым голосом, какого у неё никогда не было.
И продолжает елейно лыбиться, что совсем не в её манере. Да и вообще всё это не похоже на неё: чтобы домоседка Шура таскалась по подъезду в ночное время! И тут она выдаёт нечто совершенно непонятное:
— Давай помянем бабушку? — снова требует. — Дай мне зайти!
Тут мне совсем жутко стало. Какая ещё бабушка! Быстро закрыла дверь перед её носом и кричу:
— Иди уже спать, Шура!
И сама поскорее телек выключила и улеглась, оставив гореть свет в прихожей. Стука больше не было, зато у Шуры ещё долго раздавались какие-то звуки, будто передвигали что-то, смеялись и кашляли…
Чувство от этой ночи осталось очень неприятное, со страшноватым осадком. Думала, на следующий день разберусь, спрошу, чего это её переклинило ночью в чужую дверь долбиться. Но у Шуры никто не открыл. И на следующий день я её не видела, а вскоре выяснилось такое, от чего у меня до сих пор волосы дыбом становятся…
Не прошло и месяца, как гляжу, на площадку вынесен какой-то скарб. Квартира Шурина настежь, и там вовсю уборка идёт. Заглянула, вижу, «племянница» в закатанных трениках и косынке шурует как у себя дома, обои обдирает.
— Что это, ремонт?
— Да вот, затеяла! — отвечает деловая Рита.
— А Шура где?
— Дык, умерла же тётя Шурочка! Вчера сорок дней было, — и утирает «горькую» слезу.
Как я и подумала, эта Рита оформила с Шурой договор на пожизненную ренту. Вот только прожила потом Шура совсем недолго. А померла где-то в деревне, на чужой даче. Помогла ли ей «племянница» убраться на тот свет, или Шура сама преставилась, эту тайну она унесла с собой в могилу. В квартире теперь живёт Рита со своей дочерью, мы почти не общаемся.
Но теперь я с ужасом осознаю: кто бы в ту ночь ни приходил ко мне под видом Шуры, а потом шарился у неё в квартире, это уж точно была не она. И я даже боюсь подумать, что могло случиться, если б я тогда впустила ночную гостью...
ПроклятыйСемен рос болезненным и хилым ребенком. Одна за другой липли к нему всевозможные детские хвори. Лечение проходило, как правило, тяжело, часто болезни сопровождались осложнениями. А если и удавалось слабенькому мальчишке некоторое время провести без какой-нибудь заразы, то с ним обязательно случалось еще что-то, не лучше: то ногу сломает, то руку вывихнет, то, упав с соседской яблони, получит сильнейшее сотрясение мозга…
Бабушка, которая воспитывала Семку в одиночку, только вздыхала и иногда плакала тайком в подушку. Об отце мальчик не слышал вообще, бабуля ничего о нем не говорила. Да и вряд ли она могла что-то рассказать, ибо сама толком не знала, от кого ее родная дочка нагуляла ребеночка. Мать, как Семен знал все от той же бабушки, умерла сразу после его рождения. О причинах и обстоятельствах ее смерти старушка внуку, как он не просил, не рассказывала. Лишь иногда, глядя на худого, бледного и не по годам маленького Семку, с горечью вздыхала: расплачиваешься, мол, за грехи матери.
В шесть лет мальчишка сильно занедужил. Воспаление легких, давшее серьезные осложнения, привело его в тяжелом состоянии в больницу. Бабушка почти ни на секунду не отходила от постели внучка, а врачи, грустно улыбаясь малышу, подолгу о чем-то шептались с ней в углу палаты. После таких разговоров глаза у бабули становились красными, а руки начинали странно дрожать.
Той ночью Семе стало совсем плохо. Его бросало то в жар, то в холод, кашель буквально душил, а тело изнывало от боли. Промучившись несколько часов, мальчик, наконец, уснул. Проснулся все в той же больничной палате и увидел рядом с собой человеческую фигуру. Это была совершенно незнакомая молодая тетя. Сейчас Семен не может сказать даже примерный возраст гостьи. Ясное дело, для шестилетнего мальчишки все девушки старше шестнадцати лет были «тетями».
Бабушка спокойно спала на стуле возле кровати. А незнакомка меж тем опустилась на корточки, внимательно посмотрела на мальчика и улыбнулась ему. Взгляд у нее был добрый, а улыбка такая ласковая, что Семке и в голову не пришло испугаться.
- Здравствуй, Семочка, - произнесла она, - Ну, как ты здесь, хороший мой?
- Хорошо, - ответил Семен и сам удивился тому, что кашель ему сейчас не мешает, - Только бабуля все время плачет, и дяденька-врач домой отпускать не хочет. Говорит, болею очень…
- А часто болеешь?
- Угу.
В этот момент улыбка исчезла с тетиного лица, и оно вмиг сделалось печальным.
- Ты прости меня, Семочка. Это я во всем виновата. Прокляла я тебя, милый. Сама не знала, что творю, как бес в меня вселился! – по щекам ночной гостьи покатились слезы.
- Как это прокляла? – Сема приподнял голову с больничной подушки. – Да вы не плачьте, тетенька, я же поправлюсь. Бабуля так говорит и…
- Поправишься, Семочка, поправишься. И болеть больше не будешь, правда. Все у тебя будет хорошо, я тебя отмолила, родненький мой. Я помогать тебе буду, а ты… ты слушайся бабушку, обязательно слушайся. А когда дочка у тебя родится, назови ее как бабулю свою.
Удивленный Семен согласно закивал головой.
- А обо мне… думай хоть иногда, ладно? Хоть в день рождения навещай. Виновата я перед тобой… - женщина ласково погладила Сему по волосам и, поднимаясь с корточек, сказала, - Ну, а теперь спи. До свидания, маленький!
После этих слов мальчишка вдруг провалился в сон. А когда проснулся в следующий раз, было уже утро. Солнышко весело освещало палату, возле кровати стояли бабушка и доктор. «Надо же, такое резкое улучшение, - донесся до Семки голос молодого врача, - Просто чудо какое-то».
Тетя, навещавшая Семена ночью, не обманула – он, и правда быстро поправился. Больше того, болезни, которые раньше слетались к нему как осы на сладкое, вдруг оставили мальчика в покое. За год он окреп, подрос, и бабуля даже отвела его в футбольную секцию. Конечно, он рассказал ей о ночном визите незнакомки и их странном разговоре. Старушка тогда побледнела и, поджав губы, поспешила удалиться на кухню. Вернулась оттуда с такими же покрасневшими глазами, какие Сема часто видел в больнице. Больше об этой истории он не вспоминал – бабушку расстраивать ему уж совсем не хотелось.
А когда ему исполнилось четырнадцать, бабуля позвала его к себе в комнату и велела присесть. Она долго копошилась в своем комодике, затем достала оттуда небольшую коробку из-под печенья и протянула Семену. Аккуратно приподняв крышку, он увидел под ней стопку старых фотографий. Взял первую попавшуюся и даже вскрикнул от изумления… С нее смотрела та самая тетенька из больницы!
- Кто это? – дрожащим голосом спросил Сема.
- Твоя мама, - прошептала бабуля, которая раньше уверяла, что ни одной фотографии матери в их доме не сохранилось, - Это ведь она к тебе тогда приходила.
- Но как…
- Она хорошей девочкой росла. Доброй, красивой, честной. А после школы как с цепи сорвалась. Пропадала где-то, ухажеров меняла как перчатки. В двадцать лет забеременела. Так и не сказала, кто отец и где он… Только всю беременность вела себя как бесноватая. Истерики устраивала без конца, кричала, что ребенка своего ненавидит, что из-за него вся жизнь у нее наперекосяк пошла. Даже когда рожала, на весь роддом орала «Будь ты проклят, маленький змееныш!»… Ты на свет появился хиленьким, чуть дышал. Но доктора, слава Богу, постарались, выходили. А мамку твою через два дня после родов нашли мертвой. Прямо в палате. Сказали, ночью сердце остановилось… Ну, а дальше пошло-поехало. Ни дня у меня с тобой спокойного не было – все болезни, болезни. Мне даже дом в поселке продать пришлось да в город переехать, чтоб поближе к врачам быть… Я на дочку свою очень зла была. Думала, что это она своими проклятьями тебе жизнь испохабила – вот, видно, не ошибалась. Но после того случая в больнице поняла: раскаялась она…
… Сейчас Семену уже под сорок. Все у него в жизни сложилось хорошо. Окончил институт, отслужил армию, на пару с другом открыл небольшую автомастерскую, женился. Старшую дочь назвал, как и наказывала мама, в честь бабушки – Александрой. И о матери не забывает, каждый год навещает могилу в день ее рождения.
Откровения неудачной наследницыМне было 9 лет, когда моя двоюродная сестра вышла замуж за парня из глухой сибирской деревни. Свадьбу и играли в этой деревни. Народу было очень много и со стороны невесты, и вся деревня со стороны жениха. Из всех выделялась одна бабулька. Её и бабулькой-то назвать как-то неуместно: возраст неопределённый, глаза пронзительные, ясные и спокойные. Стать стройная, но возле глаз, как от прищура, морщинки. И между бровей глубокие две морщины. Одета она была не празднично, а обычно и во всё синее.
Обращались к ней все уважительно и с почтением. Татьяна Ильинична (так звали бабушку) не танцевала на свадьбе и не пела. Помню, что когда высказывали пожелания молодожёнам, то обычно раздавался смех, хихиканье. Когда стала говорить пожелание эта бабушка, то стояла такая тишина – даже никто шёпотом не говорил. Я не помню, что она желала уже и желала ли вообще. Просто что-то говорила и все слушали.
Мне она так понравилась, как родная. Меня сразу к ней поманило, как магнитом. А я ведь её видела впервые, хотя и была очень общительным ребёнком. Когда я подошла к бабушке и спросила, как её зовут, то она так обрадовалась. Погладила меня по голове, как совсем маленькую, и ласково так сказала: «Приехала, значит, наследница. А я заждалась». Я тогда ничего не поняла.
После свадьбы я осталась у сестры погостить на лето. У жениха была сестра по моему возрасту. Мы с ней на свадьбе очень сдружились, и я не хотела уезжать на оставшееся лето в душный город. Вокруг деревни места были замечательные: вокруг лес, как сказка, рядом могучая река Обь. В общем, раздолье.
Баба Таня жила по соседству. Оказывается, её все называли знахаркой, а за глаза колдуньей. Она такие дела вытворяла – у кого что случалось, сразу к ней бежали. Я же по своей сути была очень любопытная, и как будто приманила меня бабушка. Всюду за ней хвостиком бегать стала. Сама видела, как она лечит людей одними словами и руками. Кому-то травки заваривала. Я один раз коленку очень сильно расшибла. Кровь ручьём лилась. Так она что-то над ней пошептала, рукой провела – и крови как будто и не было. А на другой день даже царапины не осталась. Я её спрашивала, как она так делает. А она на всё отвечала: «Всему своё время». А вот где какая травка и от чего, баба Таня мне рассказывала. Много удивительного я через неё узнала и увидела. Ночевала у неё даже. Она с дедом Павлом жила. Обычный дедушка, но всегда после вечерних лечений её выпивал стакан водки и забор чинил. Дело в том, что когда её звали кого-то лечить от дури какой-нибудь, то она всегда это делала поздно вечером. И возвращалась домой уже за полночь. Домой заходила как не своя. Как будто без сил и очень постаревшая, какая то, что ли. Всегда одно говорила: «Иди». И всегда был забор сломан после её прихода. Дед Павел мне говорил: «Беда, видно, была. Болезнь злая. Нельзя ей в себе держать всё. А забору что станется? Не на живых же всё выбрасывать».
К осени меня родители забрали в школу. На зимние каникулы не пустили, а летом опять туда. Так все три года. В последний третий год лета мои родственники и мама стали что-то недовольны моей дружбой с бабой Таней. А мне с ней было хорошо. Спокойно, интересно. Я очень многое узнала о природных повадках и много что стала понимать. А баба Таня как-то сильно сдала за три года. Стала очень сентиментальная и ворчать стала много.
А потом случилась беда. Как-то она резко слегла. И мне надо было ей помочь, но меня мама увезла. Через слёзы, через истерику, но мне даже не дали с ней попрощаться. Через месяц моей колдуньи не стало. Бабушка умерла, а я как раз схватила воспаление лёгких. И вот что мне рассказала уже через года мама моей подружки и жениха, уже мужа моей двоюродной сестры. Баба Таня умирала тяжело. Она всё стонала и вся корчилась. «Почто с наследницей не дали попрощаться. Не понимаете что делаете. Мне тяжко. И она будет мучиться всю жизнь. Девчонке жизнь коверкаете. Нельзя ломать природное». Месяц она мучилась и когда умерла, то у них ураган был очень сильный. Все собаки выли. И деревья многие повалились. А я действительно не живу, а мучаюсь. Помню бабушкины наказы и советы, а как она лечила, не могу. И ведь многое знаю как, но что-то не даёт. А когда человек умирает не сам, то чуть ли не с ума схожу. И не знаю, что дальше будет.
Источник:
интернет
Стук во входную дверь (Прочитано 3226 раз)