Ванька Барзиков
Ванька Барзиков, двадцатиоднолетний мальчик, отданный одиннадцать месяцев тому назад в ученье к злым Оргам на «Дом-2», в ночь под свой день рожденья не ложился спать. Дождавшись, когда Орги и их подручные, а также Либка улеглись спать, он достал из узеньких плавок спрятанный им заранее огрызок химического карандаша для подводки глаз, который он накануне стырил у своей сожительницы Либки, прокрался в тёмный уголок Городских Квартир Всемирно известной шоВы «Дом-2» и, разложив перед собой рулон туалетной бумаги, стал писать. Прежде чем вывести первую букву, он несколько раз пугливо оглянулся на двери и окна, покосился на тёмные глаза видеокамер с пульсирующими красными огоньками, и прерывисто вздохнул: «Сволочи !!! Даже ночью следят!!!» Рулон туалетной бумаги лежал на подоконнике, а сам он стоял на диване, который тут почему-то называли «коробкой».
«Милый дедушка, Константин Макарыч! — писал он. — И пишу тебе письмо. Поздравляю вас с предстоящим Днём Знаний и желаю тебе всего от господа бога. Нету у меня по близости ни отца, ни маменьки, только ты у меня один остался».
Ванька перевёл глаза на тёмное окно, в котором мелькало отражение огней Москва-Сити, и живо вообразил себе своего деда Константина Макарыча, проживающего в Запорожье и служащего поваром в закусочной ж/д вокзала. Ванька вздохнул, послюнявил грифель химического карандаша, и продолжал писать своё письмо.
«А вчерась мне была выволочка. Злые Орги потребовали чтобы я целовался и обнимался с Либержкой (это чёрная такая девочка, я тебе о ней отписывал ранее), а когда я отказался, то ба-а-а-льшой охранник Оргов выволок меня за волосья на двор у Городских Квартир и стал меня макать башкой в грязную лужу, а потом тоже самое сделал с моей башкой макая её в унитаз в квартире. Из-за этого я уже не первый раз остаюся без валосьев, так как от них воняет и мне приходиться их брить наголо. А на неделе хозяйка Шовы по прозванию ВАсилина велела мне почистить для Либы бананчиков (дедушко бананчики-это такие иноземные жёлтые огурчики), а я начал чистить их с хвоста, а она (ВАсилина) взяла бананчик и начала им меня в харю тыкать. Подручные Оргов надо мной насмехаются, посылают в кабак за водкой для Либы и других приблудных девок, таких как Катька Токарь и Валерун, и велят красть у Оргов бананчики, а Либа бьёт меня чем попадя. А еды нету никакой. Утром дают сухого хлеба («Емеля» называется), в обед каши не допросишься, а к вечеру тоже дают чуток хлеба («Емеля» называется), а чтоб чаю или щей, то Либка и её подружайки Валерун и Токарь сами трескают, а мне недают. А спать мне велят на коврике у двери, а когда Либка, ВАлерун и Токарь вернутся из ночного клуба и орут на все Городские Квартиры, я вовсе не сплю, а прячусь в туалете прикинувшись халатом на вешалке. Милый дедушка, сделай божецкую милость, возьми меня отсюда домой, на Запорожский ж\д вокзал, нету никакой моей возможности... Кланяюсь тебе в ножки и буду вечно бога молить, увези меня отсюда, а то помру...»
Ванька покривил рот, потёр своим чёрным кулаком глаза и всхлипнул.
«Я буду тебе картошку чистить, — продолжал он, — богу молиться, а если что, то секи меня, как Сидорову козу. А ежели думаешь, должности мне нету, то я Христа ради попрошусь к вам в закусочную тарелки мыть, али свиней пасти пойду. Дедушка милый, нету никакой возможности, просто смерть одна. Хотел было пешком на Запорожье бежать, да сапогов и одёжки нету, Орги всё отобрали и приказали ходить босым и голопузым, а я морозу боюсь. А когда вырасту большой, то за это самое буду тебя кормить и в обиду никому не дам, а помрёшь, стану за упокой души твоей молить.
А Москва город большой. Неправильный какой-то город. Дома из стекла и бетона, хоть прочные на вид, а мерзну я них, спаси Христос. Кругом одни машины и автоматы, и поговорить та не с кем, все куда-то бегут как полоумные. Тут в Городских Квартирах все злые как собаки, дерутся, в комнатах везде валяются шприцы, окурки, разноцветные воздушные шарики с какой-то мутной белой жидкостью внутри, пустые бутылки. Всё у них тут не по-нашему, не по-человечески. Дикие они тут какие-то, идиоты, просто. После их «Емели» мне бесконца пукать хочется, а пукну, так все орут на меня и обзывают - «Ванька-Пердун». Силы у меня уже нету смотреть на их безобразия.
Ванька судорожно вздохнул и опять уставился на окно. Он вспомнил, что дома он пердел никого не боясь, там то это было обычное дело, как это поесть и непернуть, ну это прям «Нонсенс», слово красивое, иностранное, Ванька выучил его и применял где надо и где не надо чтобы показать свою грамотность.
«Приезжай, милый дедушка, — продолжал Ванька, — Христом богом тебя молю, возьми меня отседа. Пожалей ты меня сироту несчастную, а то меня все колотят и кушать страсть хочется, а скука на «Доме-2» такая, что и сказать нельзя, всё плачу. А намедни Либка выиграла машину, продала её, а со мной делиться не стала и покататься даже мне не дала, из-за этого мне было так плохо, что я насилу очухался. Остаюсь твой внук Иван Барзиков, милый дедушка приезжай».
Ванька свернул рулон туалетной бумаги исписанный им и вложил его в пластмассовую банку из под краски, которую он стырил в комнате у Токаря... Подумав немного, он послюнявил карандаш и написал адрес: «На деревню дедушке».
Потом почесался, подумал и прибавил: «Константину Макарычу, Запорожье». Довольный тем, что ему не помешали писать, он надел подобранный им специально с полу накануне один из воздушных шариков себе на голову, так как шапки у него отродясь не было и, прямо в одних плавках с голым пузом выбежал на улицу...
Такие же сидельцы «Дома-2», которые жили в сельской местности которая прозывалась «Паляна», которых он расспрашивал накануне, сказали ему, что письма в бутылках, банках и другой укупорочной таре опускаются в Москва-реку, а потом они сами расплываются по всей земле по указанным на них адресам. Ванька добежал до Москва-реки и сунул свое драгоценное письмо в её воды...
Убаюканный сладкими надеждами, он час спустя крепко спал, уткнувшись носом в волосатую подмышку Либержки... Ему снилась кухонная печка. Рядом с печкой сидит дед, свесив босые ноги с табуретки, и читает его письмо посудомойкам закусочной на ж\д вокзале Запорожья... Около печки ходит Либка, в образе мартышки и вертит хвостом...
Спасибо Лёле, то исть мне.
Иван Барзиков (Письмо на родину) (Прочитано 2777 раз)
Похожие темы (5)
