Физический факультет МГУ я закончил в декабре 1952 года, когда в стране бушевало "дело врачей". Окончил с отличием, еще студентом опубликовав две научные статьи. На работу меня не брали, а мать, врача-гематолога, выгнали из больницы. Не на что было жить. Отец, погибший в войну, был полиграфистом. Его друзья устроили меня в НИИПолиграфмаш: маленький институт при заводе, ютившийся в домиках-развалюшках за Текстильным институтом.
Времени я не терял. Ходил в Ленинку, читал журналы по физике, приобрел кое-какое оборудование. И вот тогда случайно наткнулся в литературе на статьи Наджакова и патент Карлсона (о возможности ксерокопирования). Мне пришла в голову идея осуществить новый фотографический процесс (я его назвал электрофотографией), в котором фотоэлектрет служил фоточувствительным слоем, а проявление проводилось с помощью трибоэлектрического эффекта (как у Карлсона). Новый фотографический процесс задумывался еще и как метод создания оптической памяти, поскольку, в отличие от процесса у Карлсона, фотоэлектрет не только формировал, но и запоминал изображение. Скрытое изображение могло храниться довольно долго, и его можно было проявить через длительное время после экспозиции.
Макет был сделан быстро. Следуя примеру Наджакова, я использовал поликристаллическую серу, а затем и другие фотопроводники, например сульфид цинка и кадмия. Проявление производилось порошком асфальта. Вскоре на заводе сделали аппарат, который назвали ЭФМ-1 (электрофотографическая множительная машина). На электрофотографию сбегалась смотреть вся Москва. Ее показывали в кино и по телевидению. Приехал министр, и в институте состоялось совещание. Обсуждали, что делать дальше, как внедрять. В Кишиневе нашли завод, которому директивно поручили выпуск ЭФМ (в 1954 году слово "ксерокс" еще не вошло в употребление, а сам ксерокс появился на западном рынке только в конце 50-х годов).
В 1955 году академик Алексей Васильевич Шубников, директор Института кристаллографии пригласил меня в аспирантуру. Изменилось не только время, но и место работы: академический институт, богатая лаборатория и библиотека, условия для творческой работы. В июне 1965 года нашу лабораторию в Институте кристаллографии посетил Честер Карлсон. Основатель ксерографии заинтересовался моими статьями. Нас вместе сфотографировали с помощью электрофотоаппарата на электрете. В конце 50-х годов профессор Колумбийского университета Хартмут Кальман с сотрудниками повторил мои эксперименты по электрофотографии на фотоэлектретах и нашел ей интересное применение в космической связи. За эти работы американское фотографическое общество наградило меня медалью Козара, а немецкое и японское - избрали почетным членом.
В то время ксероксы у нас были редкостью. Они покупались за валюту и имелись только в важных учреждениях. Стояли они в специально охраняемых комнатах, где под расписку высокие начальники снимали копии документов. В нашем же институте каждый сотрудник мог снять копию нужной статьи или документа. Но это продолжалось недолго.
В 60-х годах началась борьба с "самиздатом". Рукописи А. И. Солженицына и других запрещенных авторов ночами размножались на пишущих машинках на тонкой папиросной бумаге. А тут ксерокс стоит без присмотра! Ко мне пришли из дирекции и объявили, что машину следует разобрать и уничтожить. Я долго объяснял, что моя экспериментальная установка - первый в мире ксерокс, работающий по новому принципу. Все оказалось бесполезным. Ксерокс разобрали и выбросили на свалку. Но одна деталь сохранилась. Пластинка фотоэлектрета имела зеркальную поверхность, и наши женщины приспособили ее в качестве зеркала в туалете. Мыла и туалетной бумаги там не было никогда, а вот зеркало появилось.
Тема: Рассказ Владимира Фридкина, изобретателя первого советского «ксерокса» (Прочитано 758 раз)
